Верховая езда, пехотная муштра и крыша из махорки. Как Манеж стал главным выставочным пространством в Москве
Создание
Строительство манежей – больших крытых помещений, предназначенных для обучения верховой езде – в России началось еще в XVIII веке и затронуло главным образом имперскую столицу – Петербург. Манеж при Шляхетском корпусе, манеж при Михайловском замке и Конногвардейский манеж использовались не только для показательных выездов, но и для пехотной муштры, из-за чего подобные сооружения чаще назывались экзерциргаузами – дословно помещениями для упражнений.
Ту же функцию должен был выполнять и московский Манеж, возведенный к пятилетию победы над наполеоновскими войсками. Под строительство была отведена бывшая Моховая площадь, ранее занимаемая торговцами мхом – герметиком того времени для заделывания щелей. Лавки торговцев сгорели в пожаре 1812 года, освободив место для стройки. Александр I по возвращении из Заграничного похода 1814 года остановился в Москве, а для размещения и тренировки большей части вернувшихся с императором войск требовался экзерциргауз, строительство которого было доверено талантливому инженеру Бетанкуру, перешедшему на русскую службу из Испании.
Бетанкуру вместе с инженером Карбонье удалось над пространством площадью около 7000 квадратных метров соорудить крышу, державшуюся только на стенах без дополнительных колонн или столбов внутри здания.
Крыша состояла из стропильных ферм – балочных каркасов, придававших всей конструкции легкость и жесткость. Чердак засыпали слоем махорки полуметровой толщины: сухие листья впитывали влагу, не допуская появления плесени, а запах табака отпугивал грызунов и насекомых-древоточцев. Позднее всю махорку выкурили не то после Октябрьской революции, не то в годы Великой Отечественной войны, а табачные листья на чердаке заменили опилками.
При Александре I солдаты радовались, что теперь можно маршировать не на улице, под снегом, дождем и ветром, а в крытом отапливаемом помещении. Перепады температуры от теплого дыхания людей и животных, а также несоблюдение технологических условий из-за спешки при открытии Манежа привели к появлению трещин в потолочных балках из вековой лиственницы. По одной из версий, основной причиной деформаций стало отсутствие окон в крыше, из-за чего кровельный металл раскалялся на солнце и нагревал дерево, приводя к его пересыханию. Бетанкур сам обратил внимание на необходимость перекладки кровли, что и было осуществлено инженерами Баусом и Кашперовым. По народной легенде термин «слуховое окно», логично связываемый со слухом или подслушиванием, возник из-за того, что монтажом окон в крыше Манежа занималась бригада некоего мастера Слухова.
К середине 1820-х годов Манежем занялся главный архитектор Москвы первой четверти XIX века Осип Бове. Помимо непосредственно украшения фасадов Манежа барельефами на античную тему, разработанными самим архитектором, Бове также придал бывшей Моховой площади ее окончательный облик, засыпав ров у Кремлевской стены и разбив там сады, позднее объединенные в Александровский сад. Бове хотел поставить на углах Манежа чугунные горельефы с военными трофеями по проекту Бетанкура и попытался создать свои эскизы взамен утерянных бетанкуровых разработок, но в итоге планы архитектора остались только на бумаге.
Манеж как выставочное пространство
Российские императоры посещали Москву куда реже, чем Петербург, и функция Манежа как плаца для гвардейских парадов потихоньку замещалась самыми разными функциями, в первую очередь ролью зала для массовых мероприятий. В Манеже дирижировал композитор Гектор Берлиоз и играл пианист Николай Рубинштейн, проводились антропологическая и политехническая выставки, вход на которые производился через окна по лестнице из Александровского сада, и этнографическая выставка, на которой были представлены манекены в национальной одежде народов Российской империи. Человеческие фигуры из папье-маше транспортировали на носилках, и проходящие мимо люди часто принимали их за мертвецов, а посетивший выставку Александр III обругал манекены «уродами» и спешно покинул Манеж. Позднее, после смерти императора, в Манеже был выставлен гроб с его телом для публичного прощания.
В Манеже гуляли по большим праздникам, проводили состязания по конкуру и учили езде на велосипеде, причем одним из самых способных учеников стал уже немолодой к тому времени Лев Толстой. После революции в Манеже устроили казарму, а затем и правительственный гараж: под тяжестью машин и из-за неправильно расположенных смотровых ям для автотехников здание сильно просело, а укрепление стен и балок привело к уменьшению внутреннего пространства. Во время войны в Манеж попала и, к счастью, не разорвалась немецкая бомба, а после войны здание бережно отреставрировали работники Метростроя.
При Хрущеве Манеж начал приобретать статус главного выставочного пространства столицы. 1 декабря 1962 года генеральный секретарь посетил выставку авангардной художественной группы «Новая реальность», где обругал абстрактные полотна участников выставки и усомнился в пользе представленных работ для советского народа. Разгром этой выставки послужил в некотором роде началом конца «оттепели», но позднее Хрущев признавал свою неправоту и горячность в личных беседах с художниками – участниками «Новой реальности», правда, беседы эти происходили уже после отставки Хрущева. В 1967 году Манеж стал Центральным выставочным залом Москвы.
Пожар 2004 года, уничтоживший крышу и интерьеры Манежа, многими краеведами и градозащитниками считался поджогом, осуществленным с целью избежать дорогой реконструкции и последующего строительства на освобожденном месте нового здания с двухэтажной подземной парковкой. Тем не менее в отстроенном практически заново здании был оборудован нулевой этаж, расширяющий выставочную площадь, а внешний облик Манежа был тщательно восстановлен, при этом особое внимание уделялось воссозданию тех самых знаменитых балочных ферм по чертежам Бетанкура.