«Дядя Лева»: гид по премьере в Театре на Малой Бронной
На Малой Бронной вышел спектакль «Дядя Лева» — первая премьера Константина Богомолова в качестве художественного руководителя театра. Time Out нелинейно — а как еще в случае с одним из главных постмодернистов на российской сцене — проходится по основным моментам спектакля, на которые стоит обратить внимание перед просмотром.
С чего все началось
Осенью 1974 года, за восемь лет до выхода одноименной культовой советской комедии, на сцене Театра на Малой Бронной Михаил Козаков выпустил спектакль «Покровские ворота» по популярной тогда пьесе Леонида Зорина. Это был его дебют в качестве режиссера, уже сыгравшего к этому времени знаковые для его карьеры роли в «Девяти днях одного года», «Человеке-амфибии», «Выстреле» по А.С. Пушкину и политической ленте «Вся королевская рать».
Постановка имела успех в течении нескольких сезонов, во многом благодаря тщательно подобранному актерскому составу — некоторых артистов из того спектакля задействовал Константин Богомолов. Так, Людмила Хмельницкая, первая Маргарита Павловна из спектакля Михаила Козакова, теперь исполняет роль тети Костика Алисы Витальевны. А Вера Майорова, игравшая Людочку, появляется в зрительном зале в качестве жены Костика спустя годы.
Константин Богомолов часто работает и с историческим, и с внутритеатальным временем. Полтора часа «Дяди Левы» вмещают в себя почти полвека со дня премьеры: Эфроса, Льва Дурова, Брежнева и эпоху перестройки — всю сложную историю театра, неразрывно связанную с историей страны.
Спектакль одновременно и превосходит, и обманывает ожидания зрителей
Всем наизусть знакомый фильм, вплоть до интонаций и жестов актеров, сегодня воспринимается, как пушкинский «Евгений Онегин», запечатлевший манеру общаться, нравы людей и их отношения. В спектакле этого нет — это взгляд на конец 50-х, первые предчувствия «оттепели» современного человека. Для постаревшего Костика-Козакова, в финале с тоской смотрящего на руины снесенного дома, воспоминания — это беззаботная жизнь той коммуналки, а для нас — уже воспоминания об этих воспоминаниях.
Такой Москвы уже никогда не будет, и в памяти она сохранится в общем-то лишь по дошедшим до нас осколкам. В спектакле Богомолова ностальгии по этим временам нет, но есть уважение и трепетное отношение к людям, умевшим быть свободными в несвободной стране.
Один из самых ярких образов в «Покровских воротах» создал юный и невозможно обаятельный Олег Меньшиков. Аспиранта-историка Костика в спектакле Богомолова по очереди играют Игорь Верник и Владимир Храбров. Обоим актерам за 55, и это совсем не тот спонтанный, вечно летящий навстречу новым романам и вдохновленный собственной молодостью юноша. Впрочем, возрастной перевертыш объясняется в самом начале действия — если кратко, то «главное, ребята, сердцем не стареть».
Кто еще играет в «Дяде Леве»
Маргарита Павловна Хоботова в исполнении Александры Ребенок тоже совсем не похожа на свой кинематографический прототип. Более детальная и глубокая проработка образа помогает лучше понять драму этой отчаянно пытающейся построить личное счастье женщины.
Открывающий свою трагическую сторону Александр Семчев, сделавший параллель с чеховским Войницким еще более явной, тут тоже другой — это новое понимание судьбы маленького человека. В один момент герой «Дяди Вани» и Хоботов и вовсе восклицают в один голос: «Из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский». Если бы только… Словом, появившийся в названии «Дядя Лева» к сквозной в творчестве А.П. Чехова теме несостоявшейся жизни имеет отношение самое непосредственное.
Отдав роль эффектной Алевтины, регистраторши ЗАГСа и возлюбленной Костика, медийной персоне и светской даме Яне Кошкиной, режиссер достигает цели показать типаж успешной и привыкшей к определенному комфорту в жизни столичной девушки, обитающей где-то в элитном доме на Котельнической набережной. И то, какие трансформации этот типаж претерпел со временем. Кое-что в судьбе героини меняется: например, она выходит замуж, чего не происходит с ее киносестрой Ритой, и получает фамилию Пупкина. Игра, перешивка и реконструкция прописанного автором сюжета — основа метода режиссера Богомолова.
«Дядя Лева» — пример безупречной стилизации в духе советских 50-х
Энциклопедию ушедшей московской жизни во многом создает сценография и подбор костюмов Ларисы Ломакиной, давнего соавтора спектаклей Богомолова. В «Дяде Леве» из коллекций российских дизайнеров ей удалось подобрать такие платья припыленных цветов с романтичными и несовременными защипами и рюшами, что все они кажутся родными. Они непременно были в гардеробе каждой мамы, бабушки и прабабушки.
То же самое и с немногочисленными шкафчиками, диванами, вешалками — сцена не загромождена мебелью, отдельные предметы скорее намекают на интерьер и бытовую обстановку коммунальной жизни, но это лишь еще раз подчеркивает, как по-разному обустраиваются люди в одинаковых квартирах. Уживаются вместе и фланирующий по коридорам эстрадный артист Велюров (Иван Шабалтас) в почти обломовском, окутывающем, обнимающем его халате, и вечно что-то пилящий на своем токарном станке, не знающий покоя Савва Игнатьевич (Даниил Чуп).
Игровое пространство здесь окружено проецируемыми на задник документами эпохи: аутентичными фотографиями старой Москвы, обложками журнала «Огонек» и афишами концертов. Маховик времени крутится, как старомодный поворотный круг на сцене, по которому прогуливаются герои — деталь, которую сейчас уже очень редко встретишь в театре.
В чем главное противоречие спектакля
Кажется, уже и критики, и простые зрители привыкли, что каждый спектакль Богомолова — это приглашение к разгадке головоломок, культурных шифров и проверка на способность воспринимать всю жестокость постиронии. В «Дяде Леве» — удивительно нежном спектакле — ничего додумывать и обладать широким культурным бэкграундом не надо. Впрочем, не нужно обольщаться — Богомолов по-прежнему ищет разговора с умным, насмотренным и начитанным зрителем.
Если относительно фильма до сих присутствуют рассуждения о природе юмора (близкого к зощенковскому, независимому и хлесткому, кстати, близкому Богомоловому в прежние времена), то в спектакле нет и попыток высмеивания пороков, слабостей и комплексов.
Зато есть новые грани всем известной советской комедии, которая, оказывается, может быть очень трогательной и лиричной. Совсем как изящный и меланхоличный вальс до-диез минор Шопена, музыкально сопровождающий спектакль.