Илья Бояшов: «Литература — постоянный эксперимент» | Главное | Time Out
Главное

Илья Бояшов: «Литература — постоянный эксперимент»

  7 января 2014
3 мин
Илья Бояшов: «Литература — постоянный эксперимент»
Лауреат премии «Национальный бестселлер„ и удивительный мастер емких романов-притч, Илья Бояшов написал новую книгу. В романе “Кокон» социально успешный герой пере- живает душу как существо чуждое ему как биологическому организму.

После романов-притч об обществе и истории («Армада»), войне («Танкист, или „Белый тигр“»), России («Каменная баба») и других вы написали роман о душе. Каким образом вы выбираете очередную тему или же она находит вас сама?
Для того чтобы не застояться в литературном стойле, нужно всегда искать новое: в теме, в ритмике слова, в изображении людей и
предметов. Повествование о душе для меня – то самое новое, о чем раньше я не писал. Вообще, литература есть постоянный эксперимент, впрочем, как и наука. Ставятся опыты, зачастую неудачные. Мне интересен сам поиск (формы, ритма, прочего). Убежден: из ста подобных литературных опытов (кстати, как и в науке) может получиться от силы один. Остальное – неудачи, от которых никто не застрахован. Возможно, все последующие мои эксперименты будут неудачными, но ужасно скучно писать по раз и навсегда установившейся кальке. Я вот знаю несколько литературных приемов, которыми овладел и которые можно повторять бесконечно, – они, в целом, выигрышны. Пиши себе и пиши. Но это – неинтересно. Процесс опыта интересен. Все пишущие ищут. Возможно, «Кокон» покажется скучным и не стоящим особого внимания. Но это – очередной опыт. Не более того. Но и не менее.

В книге герой в итоге избавляется от своей «постоялицы». Рассматривались ли другие варианты финала или этот был единственным?
Вообще-то, человек не может до конца избавиться от своей души. Душа есть существо, живущее только в живом человеческом теле. Она покидает лишь тело мертвое. Так что он ее попросту глушит. А что ему еще остается делать? Когда душа мучает, рвется вон и рвет на части – согласитесь, дело плохо. Ее нужно заглушить всеми медицинскими способами, так что реакция персонажа вполне естественна. Какие тут могут быть еще варианты?

Когда-то вы сказали, что образцом для подражания для вас являются лаконизм и емкость скандинавских саг. Появились ли с тех пор какие-то иные ориентиры?
Ориентиры те же. Время цветастости и бесконечных длинных предложений ушло, я совершенно в этом не сомневаюсь. Будущее именно за исландскими сагами. Будущее за невероятной краткостью текста. Причем сам текст будет очень плотным, очень мощным, очень насыщенным. Леонид Добычин – вот будущее. Борхес – вот будущее. Кавабата («Мастер игры в го») – вот будущее.

Отличается ли современная петербургская литература от московской и иных? И какого рода книги сами предпочитаете?
Не вижу отличий. Честное слово, не вижу. Считаю, что всякое сходство случайно. Каждый писатель (и москвич, и петербуржец, и орловец, и красноярец) индивидуален. Вот пример: Леонид Юзефович живет и в Москве, и в Питере. Но он – индивидуален. Это – Леонид Юзефович. Что касается книг, я уже кое-что перечислил. Еще Олешу люблю. Очень люблю Юрия Олешу – нашего второго Набокова.

Интервью: Наталия Курчатова

Илья Бояшов «Кокон». «Лимбус Пресс»