Танцы с читателем
Вы ведь в прошлом журналист – как произошел переход к литературе? Это правда, я несколько лет был музыкальным критиком. У меня не было работы, нужны были деньги. Тогда я даже не думал о том, чтобы писать романы. Моей мечтой было преподавать в университете философию, но это было трудно исполнимо, потому что я не был для этого достаточно образован. К тому же рабочих мест мало, а желающих их занять – предостаточно. В общем, свой первый роман я написал только в 29 лет.
О какой музыке вы писали? Классической. Я начал писать о ней совершенно случайно. Понимаете, классическая музыка – это такая тема, за которую возьмется не каждый. Но кому-то же нужно это делать – ну вот я взялся. Просто я из музыкальной семьи: с детства играю на рояле, когда был маленьким, родители водили меня в оперу. Это ведь лучше, чем если бы я любил Pink Floyd, вы не находите? На практике это выглядело так: мне было 17 лет, и я любил слушать Бетховена или Брамса. Ужасно, правда? И в университете я изучал эстетику и философию искусств.
Вы не думали стать профессиональным музыкантом? Никогда! У меня нет музыкальных способностей – вообще. Я играл на пианино годами и не сдвинулся со среднего уровня. Очень люблю музицировать, когда дома никого нет… Но все это потом пригодилось, когда я стал писателем. Кстати, когда я открыл свою школу для писателей «Холден», то первый принцип, который я начал исповедовать, был: хочешь стать писателем – знай все! Мечтаешь быть вторым Марселем Прустом? Пиши для кино, рекламы, комиксов, комментируй матчи – делай все, что придется.
Вы еще работали в рекламном агентстве… Да, в 27 лет в период острого безденежья я зарабатывал себе этим на хлеб. Я рекламировал машины и всякие глупости. Было весело. Я научился куче всяких вещей. Но это оказалось не вполне моим призванием. Когда я открыл школу для писателей, я включил в учебное расписание семинар по рекламному мастерству, потому что это вообще очень полезная штука. Мне спустя годы очень пригодились азы рекламного дела, полученные в агентстве.
Я впервые прочел ваш роман «Шелк» по-французски. Мои французские друзья сказали, что появился новый итальянский писатель, который написал про Францию, и что это настоящая литература. Почему вы решили написать об этой стране? Эту историю рассказал мне один из моих друзей, чей далекий предок занимался тем же, чем герой моей книги. Он проделывал долгий путь в Японию, забирал личинки шелкопряда и возвращался обратно. Мне эта история показалась интересной. Спустя какое-то время друг показал мне фотографию своего предка. Это была фотография европейца, щегольски одетого и очень печального. Рядом с ним служанка-японка. Я был очарован этой фотографией и историей этого человека. Его путешествиями длиной в шесть месяцев. Его поездки напомнили мне движения человеческой души. Я вставил в сюжет любовную интригу, потому что она просто должна была там быть. Потому что человек, который едет из одного конца мира в другой, должен быть чем-то движим. А это любовь.
«Шелк» удивителен манерой повествования, которая ни в одном из последующих ваших романов не повторилась. City – гораздо более сложно организованная книга. Почему вы больше не возвращались к этой прозрачной простоте изложения? Мне больше нравится сложное письмо. City – моя любимая книга, но она хуже всего продавалась. Я даже извинился перед своим издателем за это. И за то, что, скорее всего, больше никогда не буду ему носить такие же простые книги, как «Шелк». Хотя последняя моя книга, которую только что перевели на русский, – «Мистер Гвин» – тоже должна легко читаться.
Можно ли сказать, что ваше увлечение музыкой повлияло на вашу манеру письма? Да, писать для меня – это как музыка, как танец. Так же естественно. Есть несколько технических приемов, а дальше – импровизация, свобода тела. Я танцую с читателем. Это не значит, что вся литература – как музыка. Кафка, например, не музыкален. Вы, даже если очень сильно захотите, честное слово, не сможете танцевать под Кафку. Это невозможно!