Секрет записок с юга. Эксклюзивное интервью автора фильма «Выше неба, выше гор. Битва на перевалах»

— «Выше неба, выше гор» — ваша дебютная работа?

— Я делал короткие документальные очерки, длиной минут на 7. С 16 лет работал в Омске журналистом и за это время успел поснимать. А такой фильм — серьезный, занявший полтора года работы, с приличным хронометражем — да, первый.

— Страшно было браться за такой масштабный проект? 

— Нет, абсолютно. Любой сюжет, который я и так делаю каждый день, можно считать маленьким документальным фильмом. После многих лет работы мне захотелось чего-то большего, так что я сразу согласился на предложение главного редактора присоединиться к созданию фильма. Потом на одной из встреч с коллегами прозвучала идея сделать фильм о малоизвестной странице битвы за Кавказ. Я тогда подумал: «Вот оно, наконец-то! Ура!». Поэтому никакого страха, только энтузиазм.

Получив задание написать сценарий фильма, я поехал в командировку в Сочи снимать сюжет про битву на Кавказе. В Краснополянской школе № 65, где работает музей, мне показали клочок бумаги, на котором простым карандашом были написаны трагичные слова.

Но указанная там дата — 6 декабря 1943 года — совершенно абсурдная, так как в это время бои на Кавказе уже не велись. Однако с января 1943 года большинство бойцов с обеих сторон погибло не столько в боях, сколько в противоборстве со стихией. Чтобы это показать, мы с лавинной службой курорта «Роза Хутор» две недели ждали подходящий момент, чтобы снять лавину максимально близко. Когда сочетание погодных условий оказалось идеальным, мы были готовы. В лавинной службе работают настолько опытные специалисты, что им удалось спрогнозировать, куда помчатся снежные массы, где лавина закончится. Они показали нам, где безопасно установить аппаратуру, чтобы снять этого монстра.

— С какими трудностями Вам пришлось столкнуться во время съемок?

— Я отравился перед поездкой из Ростова в Псху (Абхазия). В поселении мне стало хуже, к отравлению добавился изнурительный кашель: в горах все обостряется. Псхинцы меня приютили в своей избе, пока МЧС Абхазии не пришлет вертолет. Но обошлось без эвакуации: местная женщина-фельдшер всех одной таблеткой ставит на ноги, потому что в этих горах связь с внешним миром непостоянная. Она дала мне стакан молока с растворенным кубиком жира дикой серны. Я выпил и через час уже был готов был косить траву, колоть дрова в благодарность.

Самым трудным было вот что. Мы провели кастинг и нашли девочку, которая будет исполнять роль Маргариты Николаевны Соловкиной. Для сюжета я должен был ее постричь под мальчика, и она сначала согласилась, но когда мы встретились, сразу же заплакала, даже слова не сказала. Понятно: она выступает на сцене, любит наряжаться, у нее такие красивые волосы, и вдруг ей нужно с ними расстаться. Ох, я уж подумал, что ничего с этим эпизодом не получится. Но мы уговорили ее просто посидеть у подоконника. Вот она сидит, то плачет, то не плачет. И я говорю оператору: «Денис, снимай прямо сейчас». Ее эмоции из-за съемок гармонично вписывались в сюжет. Сначала мы отсняли ее с длинными волосами, а потом все-таки договорились, что отрежем совсем немного, небольшой локон. Уж как она повеселела после этого! Уговорить девочку постричься было тяжелее, чем забираться в горы в Абхазии или искать в тумане отставшего от группы оператора на перевале Аишхо.

— То, что пошло наперекосяк, вдруг сыграло Вам на руку! Как так? 

— За 30 лет практики в журналистике я привык, что постоянно что-нибудь идет не по плану. Профессионал должен уметь выкручиваться из таких ситуаций. Лучший способ — использовать силу противника, как в Айкидо. 

— Случались ли в процессе съемки курьезы?

— Нам необыкновенно везло. Это было под Туапсе, у горы Семашхо, места там очень дикие, и каштаны растут вкуснейшие. Когда я спал в палатке в лесу, в лагере вместе со всеми, я услышал в 3 часа ночи какое-то хрюканье. Утром нашел на мягкой земле медвежий след. Я сфотографировал его, и, когда мы вернулись на «Роза Хутор», показал фото зоологу. Он сказал: «О, да вам повезло, что это четырехлетка. Если бы он был помладше, с ним была бы медведица, а если постарше — сам бы вас съел».

Вот еще пример. Когда мы снимали с Бондаренко Мариной ее первое интервью на берегу Мзымты, мы рассчитывали снять только то, как коробочка плывет среди камней. Вдруг я увидел на пустынном берегу бабушку с внучкой, они гуляли. В облике девочки не было и намека на то, что она родилась в 21 веке, и возраст у нее был тот же, как у героини истории Марины. Я попросил их помочь нам в съемках, предложил заснять, как девчушка идет по берегу и подбирает коробочку. Они согласились. Это просто журналистская удача: в момент записи интервью приходит «актриса» точно под сюжет. 

— Ваши ожидания насчет обратной связи от публики оправдались? 

— Конечно, зритель оказался очень активным, вовлеченным. Особенно было приятно видеть горящие глаза детей, которые по-новому взглянули на привычные места. Мне важно наполнить их исторической памятью.

— Нам известно, что некоторые истории Вы оставили за кадром из-за хронометража. Почему Вы отдали приоритет именно тем из них, которые в итоге увидел зритель?

— Сделать документальный фильм ведь все равно что собрать пазл. Нужно логически связать множество кусков. Например, я хотел использовать в фильме эпизод про атаку босых, но он не подошел из-за места действия, географически. На Кавказе были случаи, когда немцы находили несколько убитых красноармейцев, лежащих на каменной осыпи без обуви. То есть бойцы разувались, чтобы тихо подобраться как можно ближе к позициям врага. Ползли босиком по льду, по снегу, по скользким холодным камням.

Также я решил обязательно использовать эмоциональную составляющую, чтобы людей цепляла живость в истории. Многим сложно досмотреть до конца документальный фильм, состоящий только из фактов, цифр и историй про оружие, им нужны чувства.

Еще один критерий выбора — историческая достоверность. Мы сразу заручились поддержкой нескольких историков, которые специализируются на нашей теме. Александр Романович Мирзонов все у нас проверил, чтобы не было и намека на газетную пропаганду.

Он в работе щепетильно отделяет мифичные истории от тех, которые действительно могли быть. Поэтому мы не стали упоминать в фильме про историю трех минометчиков. Несколько бойцов 20-й горнострелковой дивизии попали в окружение врага: не отступили вовремя, потому что приказ об отступлении до них не дошел. Они подорвали себя миной. Спорно. Как бы люди узнали о подвиге, если герои мертвы, а оба вестовых, посланных к ним с приказом отходить, заблудились, приказ не передали и свидетельствовать о произошедшем не могли? А в газете об этом написали, потому что бойцам всегда нужен пример для подвига, пример для подражания, для воодушевления. 

— От каких историй было особенно тяжело отказаться?

— От истории про чашечку Эваян. В своих сюжетах на «Первом» я ее показывал, а в фильме не смог, потому что уже некуда было его вставить. История такова: мама сочинки Маргариты Эваян работала в госпитале. Под Новый год она принесла туда красивые чашечки из подаренного на свадьбу сервиза. Она не хотела, чтобы ее подопечные в новогоднюю ночь пили из самодельных посудин, и старалась создать для них уют, как только могла. Одна из этих чашечек сохранилась у Маргариты до сих пор.

— Вы сказали, что вас очень порадовало любопытство и интерес к теме, которую вы подняли. Оставили ли вы какие-то вопросы и дилеммы открытыми намеренно, чтобы заставить зрителя размышлять?

— Самый главный вопрос — кто написал эту записку — остается открытым. Во время дискуссии после премьеры фильма в горном клубе «Спортмарафон» на курорте «Роза Хутор» некоторые зрители предлагали свои версии насчет даты 06.12.43.

— Появились ли какие-то новые данные с момента, как вы завершили работу над фильмом? 

— Я узнал об еще одной записке. В 50-х годах, уже после войны, болгарские рыбаки выловили из Черного моря бутылку с запиской, потом ее передали в Советский Союз. В ней было написано о том, что бои под Килией идут очень тяжелые, что в живых остались только четверо. И указаны их фамилии. Где она сейчас, эта записка, неизвестно, но я продолжаю искать информацию. 

В начале войны на берегах Дуная стояла 51 стрелковая дивизия. Можно предположить, что люди, которые там воевали во время отступления в 1941 шли через Ростов, отступали от Дона, попали в одну из кубанских, краснодарских этих станиц, там была дивизия расформирована, и после этого ее остатки были переданы в Закавказский фронт, а Закавказский фронт — это 20-я горнострелковая дивизия. И там они еще одну записку написали, ту, о которой мы рассказали в фильме. 

— Вы бы включили этот пазл с запиской 51-й стрелковой дивизии в ваш фильм, если бы вы могли сейчас сделать его по-другому? Что бы вы хотели бы сделать иначе, если бы можно было повернуть время вспять? 

— Я бы оставил все так, как есть, потому что фильм получился взвешенный, гармоничный. Его пик — так называемое «Золотое сечение» — приходится как раз на историю, где все обычно плачут, на историю про девочку и ежика. Она попадает точно в сердце. 

И да, я мог бы упомянуть о том, что такая записка уже была. Но я бы предпочел сделать продолжение в новой серии, о которой пока не идет речи. Нужно уметь вовремя остановиться, потому что фильм — это срез. Щелк! Все, кадр снят, а история идет дальше.