125 лет семейной истории: дом Шредера-Вильямса
Несмотря на то, что здания в столице становятся выше и выше, в городе все еще остались жилые деревянные дома со своими двориками и палисадниками. Они прячутся на опушках московских лесопарков, вблизи железнодорожных станций или промзон. Их не снесли в эпоху индустриального строительства в шестидесятые, не перекупили в девяностые и не задели ковшом в десятые. Time Out рассказывает историю дома Шредера-Вильямса и его хранительницы Марии Вильямс.
Увитый плющом двухэтажный коттедж в институтском городке Сельскохозяйственной Академии имени Тимирязева традиционно называют «домом Шредера-Вильямса». Первыми его жильцами была семья Рихарда Шредера, смотрителя садов Петровской (ныне Тимирязевской) академии. Дом построен в 1876 году. А в 1893-м на первом этаже поселилась семья профессора-почвоведа Василия Робертовича Вильямса.
Жильцы второго этажа менялись время от времени, а сейчас эти помещения занимают хозяйственные службы Академии. Но семья Вильямсов осталась здесь на 127 лет: право на бессрочное проживание семьи закрепил в 1930-е документ, подписанный лично Сталиным. Сейчас в доме живет уже пятое поколение Вильямсов.
Адрес дома: ул. Тимирязевская, 53
Сыновья профессора Вильямса, Василий и Николай, также преподавали в сельхозакадемии, занимались органической химией. Затем в доме продолжили жить потомки Николая Васильевича. Правда, по женской линии: дочь Елена, внучка Мария, правнучки Анастасия и София. Из любви к родовому гнезду женщины в этой семье и после замужества сохраняют фамилию Вильямс.
Сейчас хранительницей дома стала Мария Вильямс, писательница и журналистка, а с недавних пор еще и сотрудник Почвенно-агрономического музея. Учреждение культуры носит имя того же Василия Робертовича Вильямса, и находится буквально в ста метрах от его дома. С противоположной стороны от дома стоит памятник профессору.
Живые истории:
Мария Вильямс
хранительница дома Шредера-Вильямса
Сейчас, работая в музее имени прадеда, я стала глубже заниматься историей семьи.
Все началось с того, что в Россию приехал мой прапрадедушка Роберт Оскар Вильямс: это было в середине XIX века, его пригласил император Николай I для строительства мостов Октябрьской железной дороги, тогда Николаевской. Здесь он познакомился со своей будущей женой, Еленой Федоровной Голицыной и остался жить в России. У них родилось 10 детей, из них четверо выжили и продолжили наш род, в том числе мой прадед Василий Вильямс, чье имя связано с академией.
Другие братья тоже внесли свой вклад в науку. Например, Владимир Робертович был одной из важных фигур в истории Политехнического музея, его сын (мой двоюродный дедушка) стал живописцем. Старшая сестра Софья Робертовна окончила консерваторию, была пианисткой. Мой дядя, Николай Николаевич, был сослан за неудачно рассказанный анекдот. Узнав об этом, его отец, а мой дедушка, Николай Васильевич, покончил с собой. Моей маме в то время было 9 лет. Дядя в итоге был реабилитирован, но стал диссидентом, женился на правозащитнице Людмиле Алексеевой, в 70-е был лишен гражданства и уехал в эмиграцию.
Что касается непосредственно здания, считается, что его проект привез сам Тимирязев с английской выставки. В чертежах он значился как дом в викторианском стиле на две семьи. Его привезли из Англии и собрали на месте по чертежам. Общая площадь этажа, занимаемого Вильямсами, примерно 120 квадратных метров. Ухаживать за таким домом непросто.
При Василии Робертовиче в доме, конечно, были помощники по хозяйству. Дом большой: 4 спальни, кабинет, гостиная, плюс кухня, терраса и прихожая. Еще у нас есть палисадник: там растут деревья, цветы. В доме всегда были животные — коты, собаки, хомячки. Ну и сама семья была не маленькая. И сейчас нас здесь живет пятеро. Дом, конечно, старый: то трубы прорвет, то крыша протечет. За всем уследить просто физически невозможно.
Когда был жив мой папа, дом держался на его плечах. Но и тогда на многое мы смотрели философски. Например, когда нас залили, потолок стал похож на мраморный от разводов. И папа сказал, что лучше оставить так. С тех пор прошло много лет, но потолок так и остался «оригинальной» расцветки. Сейчас многие папины обязанности перешли ко мне: палисадник, аквариум…
За сто с четвертью лет в доме Вильямсов мало что поменялось. Стол прадедушки в кабинете, медный таз, в котором прабабушка варила варенье, старый рояль в гостиной, сундук с семейным архивом на террасе, картины на стенах…Нынешнее поколение семьи осознанно сохраняет то, что было в доме еще при профессоре Вильямсе.
Здесь многое осталось в том виде, как было еще при прадедушке Вильямсе: пол, краска на стенах. Только у младшей дочери мы поклеили обои, чтобы было как-то «повеселее». Изначально дом отапливался углем, сейчас есть центральное отопление и водопровод. Наверное, они появились еще при профессоре Вильямсе. По крайней мере, ни я, ни мама свечей в доме уже не застали.
Сохранились печи и камин, но мы их не разжигаем, последний раз пробовали это сделать лет двадцать назад. Самая большая боль сейчас — водопроводные трубы: ни в очень плохом состоянии, периодически забиваются. Топят в доме хорошо, но дом старый, щелей много, так что слишком жарко здесь не бывает никогда. Самое хорошее время — летом: где надо продувается, где надо остужается. Весной и осенью без отопления сыровато.
Для меня это привычная обстановка: этот «декаданс» с легким таким налетом паутины, — я бы не хотела что-то менять.
Если бы я что-то и поменяла здесь, то только по мелочи: чтобы штукатурка с потолка не свисала, краску освежить, щели заделать. А так мне все нравится — и планировка, и расположение, и то, что здесь всегда полумрак. Для меня это привычная обстановка: этот «декаданс» с легким таким налетом паутины, — я бы не хотела что-то менять.
Дом Вильямсов, хоть и является фамильным гнездом, не принадлежит семье по праву собственности — зданием владеет академия. Вильямсы же могут только бессрочно пользоваться жильем. В этом есть и свои плюсы, и свои минусы.
Какого-то цельного ощущения от жизни в этом доме у меня не сложилось. Кроме того, что мне очень хорошо здесь. Когда я начинаю думать об этом всерьез, мне становится просто страшно, потому что я этого дома совершенно не достойна, я его не заслужила. Я понимаю, что мне очень сильно повезло жить в стенах, которые помнят пять поколений нашего рода, это моя история…Ни я, ни мама даже не меняли фамилию после замужества, чтобы в этом доме все еще оставались жить Вильямсы. И наши мужья с пониманием отнеслись к этому. Но всегда присутствует внутри нехорошее чувство, что дом-то не мой, мы здесь просто жильцы.
Когда я начинаю думать об этом всерьез, мне становится просто страшно, потому что я этого дома совершенно не достойна, я его не заслужила.
С чисто практической точки зрения, не знаю, смогли ли бы мы поднять такой дом, будь он у нас в частной собственности. Все-таки, сейчас, если что-то сломалось, прорвало трубы, можно написать заявление в хозяйственные службы академии.
Дом Вильямсов — это чрезвычайно открытый и гостеприимный дом. Открытый в буквальном смысле. Ворота во дворике днем никогда не закрываются, сюда заходят все: посетители и работники академии, пришедшие по делам на второй этаж дома, прохожие, решившие осмотреть красивый особняк и не понимающие, что здесь живут люди, локейшн-менеджеры в поисках достойной натуры для исторических фильмов и наконец лица без определенного места жительства — просто поспать в палисаднике. Ко всем семейство Вильямс относится если не с одобрением, то с пониманием. Для совсем уж непрошеных гостей есть охранная сигнализация, собака и морские свинки, готовые в любой момент поднять тревогу. А для желающих посетить дом онлайн есть специальная страничка в соцсетях.
С одной стороны, мы живем в отдельно стоящем доме, не в многоквартирном, с другой стороны — «на проходе». Жить здесь с одной стороны очень уютно, с другой — довольно-таки тревожно. Люди разные и соседи бывают разные. На втором этаже всегда кто-то жил. Потом были различные службы Академии. Хотя у нас и разные входы, все равно, чтобы войти к ним, нужно пройти мимо нашего крыльца. Одно время там был военно-учетный стол, молодые люди ходили толпами с утра до вечера. А в какой-то момент наверху жила строительная бригада, они постоянно выпивали, и в какой-то момент на полу стали жарить шашлыки… Часто прохожие заходят, спрашивают, нельзя ли через наш дворик пройти в парк или из парка. И это при том, что место у нас относительно тихое, ни магазинов, ни кафе поблизости нет, прохожих, помимо студентов, немного.
Как оказалось, здесь можно снимать и притон цыганских наркобаронов, и дворянскую усадьбу, и что угодно.
«Киношники» в наш дом впервые пришли очень давно. Мой папа был актер и режиссер, правда, в основном, в театре. Но тем не менее, кто-то посоветовал через знакомых, и очень скоро дом стал одной из любимых локаций для съемок исторических фильмов. Причем, как оказалось, здесь можно снимать и притон цыганских наркобаронов, и дворянскую усадьбу, и что угодно. Здесь снимали «Молодые годы Штирлица», «Жизнь Вольфа Мессинга», из последнего — «Балканский рубеж». Съемки — это интересно, но ужасно долго и утомительно.
Сейчас гостеприимный дом Вильямсов временно закрыт для знакомых и любопытствующих. Сами понимаете, самоизоляция.
Нам повезло чуть больше остальных, потому что есть возможность выйти в сад, выгулять собаку и подышать чистым воздухом, не опасаясь нарваться на штраф. Да и в доме у всех есть куда «спрятаться» друг от друга. Свободного времени на карантине больше точно не стало. В том числе потому что в доме появились еще два «дополнительных» кота, мы их забрали из музея, который сейчас не работает. Нашу собаку они не любят, а она не любит их. Поэтому в доме сейчас действует очень сложная пропускная и защитная система.
Дом Вильямсов — последнее жилое здание на территории Тимирязевский академии за исключением студенческого общежития. И до революции, и позже, в 20-е – 30-е годы прошлого века, преподаватели жили вблизи учебных заведений, как и студенты. Профессорских домов на территории «Тимирязевки» было немало. Но время шло, дома ветшали, и многим преподавателям давали новые квартиры. Мысль о том, что может наступить момент, когда и они будут вынуждены покинуть фамильное гнездо, для Вильямсов очень тяжела.
Если уехать отсюда, больше никогда у тебя такого дома не будет. Не будет своего, фамильного дома, где твоя семья живет сто с четвертью лет.
Если это произойдет, я не смогу ничего изменить, поэтому просто не хочу думать об этом. Возможно, детям понравилось бы жить в более современных условиях, потому что бытовые проблемы заедают. Переехать предлагали активно во времена СССР, давали 4-хкомнатную квартиру в новостройке недалеко отсюда. Еще жива была бабушка, и она категорически отказалась переезжать. Я к дому привыкла: я здесь родилась и живу всю жизнь. Конечно, бытовые проблемы действуют на нервы. А с другой стороны, подумаешь, ну ведь если уехать отсюда, больше никогда у тебя такого дома не будет. Не будет своего, фамильного дома, где твоя семья живет сто с четвертью лет.
Фото: Елена Варламова