Рай: Вера (2012 год)

Анна-Мария (Мария Хофштаттер) — одинокая женщина за 50: строгий клубок волос на затылке, неизменно благостное выражение лица, безличный белый халат. Халат объясняется профессией — она работает рентгенологом, но работа работой, а все свое свободное время Анна-Мария посвящает любви к Иисусу. Как и ее сестра, героиня предыдущей новеллы Зайдля «Рай: Любовь», Анна-Мария попадает в поле нашего зрения во время своего отпуска. Выходной досуг Анны-Марии выверен и строг, как ее залакированная прическа: аскетичный завтрак под присмотром фотографии папы Бенедикта XVI, немного игры на электрооргане, немного флагелляции, молитвенное натирание полов коленями и, наконец, миссионерская вылазка в неблагополучный пригород.

Все идет хорошо — напуганные мусульмане-мигранты послушно повторяют «Аве Мария» и кланяются избражению чужого бога, единомышленники приходят в гости, чтобы вместе молиться за окончательное возвращение родной Австрии в лоно католичества. Но вот однажды вечером, вернувшись с очередной миссии, Анна-Мария обнаруживает у себя дома пожилого мужчину в инвалидном кресле. Мужчину зовут Набил, он мусульманин, а главное — законный муж Анны-Марии. Набила не было два года, и за это время его жена сильно изменилась — стелит мужу на диване, огромную репродукцию Каабы занавесила тряпкой с крестами, на прикроватном столике портрет соперника — конечно, Иисуса — вместо их свадебного фото. Репрессивные методы Набила в борьбе с этим воинствующим христианством не срабатывают. Вот только семя сомнения уже пустило корни, и фальшивый мазохистский рай либидозного слияния с Богом разъезжается по швам.

Формально «Вера», вторая картина австрийца Ульриха Зайдля из триптиха о трех женщинах одной семьи, кажется произведением несколько более сатирическим, чем «Любовь», первый фильм трилогии, — но, видимо, дело в материале. Зайдль, этот убежденный натуралист, даже позволяет себе здесь некоторую художественность кадра — лестницы и коридоры трущоб, по которым расхаживает со статуей Девы Марии в руках героиня, предстают экспрессионистским царством теней; также Зайдль использует прием, опробованный им же в документалке «Иисус, Ты знаешь», — ставит камеру прямо на алтарь, показывая молящихся с точки зрения того, к кому они обращаются. Порой в этом превращении камеры во всевидящее божье око, конечно, мнится желание творца встать на место Творца — качество, мягко говоря, не самое приятное. Но в общем и целом с Зайдлем трудно здесь спорить. Ведь он лишь убедительно предупреждает: любовь под маской секса или секс под маской веры — большой разницы нет, потому что самообман все равно обернется разочарованием.