Последний сторож

Представьте: сидите вы себе на веранде нью-йоркского ресторана, размышляете о внезапной смерти некоего великого кутюрье (и телемагната по совместительству), и вдруг к вам за столик, опознав в вас соотечественника, подсаживается какой-то тип и начинает рассказывать как раз об этом самом великом человеке. Что вы сделаете? Встанете и уйдете или останетесь слушать? Герой Гловацкого выбирает второе, и на него вываливается ворох самых невероятных небылиц, в которых действует все ближайшее окружение почившего гения.

Послушать есть что: с одной стороны, конечно, короля играет свита, но с другой — все-таки каков король, такова и свита. На пассивного слушателя вываливаются (в пересказе главного героя) рассказы престарелой мамаши дизайнера, его бывшей жены, его охранника-гомосексуалиста, помощника-кутюрье, помощника-телевизионщика, кухарки и, наконец, священника — любовника его новой жены. Эти рассказы один другого краше, но все посвящены одному и тому же — американской мечте в разных ее воплощениях. Для девчонки из трущоб Чикаго она одна, для слабака из Лос-Анджелеса — другая, для восточноевропейского проходимца — третья и так далее.

Ко времени написания своей повести (2001 год) Януш Гловацкий прожил 20 лет в США, и у него, видимо, накопилось, что сказать об «американской мечте». Повествование слегка стилизовано под фантастику (описывается якобы недалекое будущее), но на самом деле балансирует на грани злого гротеска и откровенной пародии. Почивший кутюрье миловался со свиньей, придумывал костюмы для «битлов» с «роллингами» и для басаевских боевиков, а кроме того, любил подправлять кинохронику, «и сегодня трудно уже представить армию Гитлера без джинсов, психоделических темных очков и широкополых панам„. А еще имел обыкновение договариваться с вождями хуту и албанцев о времени и месте намечаемой резни, чтобы вовремя подогнать телекамеры.

Добавляют комического эффекта и само повествование, нарочито стилизованное под “Тысячу и одну ночь», и сочный язык, прекрасно сохранившийся в переводе. А вот заканчивает все свои небылицы в лицах автор совсем неожиданно. И вовсе не комически.