Эрнст и Анна

Стать в 16-17 лет настоящей писательницей так же невозможно, как в 9-10 матерью. Чистая физиология. И всякое исключение из этого правила должно немедленно попадать в ленты новостных агентств. Именно таким исключением является Ксения Букша, пять лет назад, как раз в этом возрасте, написавшая небольшой исторический роман из времен Анны Иоанновны, переизданный наконец-то в подобающей ему твердой обложке и дополненный еще одной повестью.

Главный герой романа — вовсе не всесильный временщик Эрнст-Иоганн Бирон, как можно предположить по названию, а молодой князь Яков Шаховской, пришедший ко двору с вполне определенной целью: получить винокуренные откупы. «Чтобы мне одному, и без обмана. Чтобы я был вознесен над всеми именно в этом, потому что это — мое призвание. Мое мастерство! Гений мой, если угодно. И моя свобода„.

Несмотря на столь конкретно очерченное начало, эта книга не имеет ничего общего с псевдореалистическими „Дворцовыми тайнами“ и прочими картонными гардемаринами. Во-первых, все ее персонажи действуют в соответствии с тем, что нам известно о них из исторических документов, и психологически достоверны даже в предлагаемых автором причудливых обстоятельствах. Во-вторых, автор — в 16 лет! — отличается поставленным стилем и врожденным чутьем к мелочам и оттенкам: “Тени заполняли комнаты, и запах пряностей сменился запахом сдобы и тонкими ароматами чая». Но самое главное — «Эрнст и Анна» имеет такое же отношение к реальности, как картины Шагала, а не как картины Шилова. Это фантасмагория, в которой рассудительный герой-винокур спокойно пользуется кольцом-невидимкой и сочетается браком с сырой землей, а его тесть-боярин на старости лет рожает.

Вторая повесть книги в такой же вольной манере связывает три времени: затхлые питерские 70-е годы ХХ века, имперскую эпоху Екатерины II и кондотьерскую Италию начала XVI века. Фантасмагория — излюбленный жанр студентки экономического факультета, выпустившей к неполным 22-м четыре книги прозы (не только исторической), не говоря про стихи и статьи. И это совершенно не удивляет: какой еще жанр точнее отразит российскую действительность, тем более — действительность призрачного Петербурга?