Железо, ржавое железо

Жанр одного из последних романов Энтони Берджесса (19171993) Железо, ржавое железо столь же почтенен, сколь и капризен — семейная сага; история жизни двух фамилий — русско-валлийской и еврейской — от гибели Титаника и Первой мировой войны до образования Израиля. И хотя название книги отсылает к популярной в начале прошлого века английской песенке о старом железе (то есть о ненужном хламе), его значение гораздо шире. Это апокалиптическая по своему масштабу панорама железного века, эпохи испорченной и жестокой, приходящей на смену веку золотому.

Жанр семейной саги дается далеко не каждому, кто рискует за него взяться, — примером тому может служить Василий Аксенов с его Московской сагой. В зависимости от литературных достоинств того или иного своего образца он покрывается то благородной патиной, то ржавчиной (которая пробралась в русское название — в оригинале оно звучит как Any Old Iron). Роман Берджесса — как раз первый случай. Неудивительно — его автор на себе перенес все смуты ушедшего столетия, словно расплачиваясь за каждый из дарованных ему талантов. А их было немало: этот сочинитель оставил по себе память не только как беллетрист, но и как незаурядный композитор, критик, переводчик и полиглот (писатель уверял, что при знакомстве с Борхесом они беседовали на древнем англосаксонском языке).

Железный век сыграл с Берджессом злую шутку. Один из самых плодовитых и разносторонних английских писателей XX столетия, вероятно, навсегда запомнится массовой аудитории главным образом благодаря своему Заводному апельсину (1962), о котором сам автор был невысокого мнения. Мало кто знает, что в этой книге преломился страшный личный опыт писателя: его беременная жена была изнасилована в 1945 году в Гибралтаре американскими дезертирами и потеряла ребенка. Две экранизации этого романа, одна другой скандальнее (Энди Уорхол в середине 60-х и Стэнли Кубрик в начале 70-х), а также последовавший за ней запрет на прокат фильма в Англии лишь закрепили за Берджессом славу литературного enfant terrible. И если родившийся за десять лет до британца Арсений Тарковский век себе по росту подбирал, то самому Берджессу его эпоха была явно мала.