Апостол, или Памяти Савла

Москва, зима 1986-1987 годов. Уже прошли судьбоносные пленумы и опубликованы Дети Арбата. 29-летний московский мэнээс, кандидат химических наук Миша Дорохов тихо, но люто ненавидит советскую власть. Точнее, до верховной власти ему дела мало: у него интересная работа в дружной лаборатории под руководством толкового начальника. Но его тошнит от окружающего убожества и угнетает мысль, что всю жизнь он так и проживет совком: ни тебе столика в парижском кафе, ни кабинета на Тверской. Мысли о том, как избежать этой участи, движутся у прыткого мэнээса в трех направлениях сразу: криминальном, академическом и даже литературном. Миша никак не выберет — продолжать ли ему выплавлять хитрым способом золото из приборных клемм, плавно вострить лыжи на работу в Америку (благо есть кому подсобить) или же все-таки бросить все силы на то, чтобы опубликовать свой написанный по ночам роман — историю о неглупом и честолюбивом молодом человеке, которому, как и самому Дорохову, просто не повезло жить в неспокойном месте при смене эпох — в Иудее I века.

Этот роман в романе занимает половину книги, так что библейские главы чередуются с главами, посвященными современной Москве. Сутин придумывает собственные транскрипции известных имен и названий — Ерошолойм, Каиаху (Каиафа), париши (фарисеи) — и вводит резкие слова из гораздо более поздних времен (парфянский фронтир). Но главное — дает свое — чрезвычайно далекое от канонического — объяснение фантастически быстрого и успешного распространения вероучения, известного и почитаемого нами теперь как христианство.

Такой композицией и таким сочетанием разновременных сюжетов романист-дебютант явно напрашивается на то, чтобы его опус сравнивали с Мастером и Маргаритой, и в этом нет ничего предосудительного. Только вот воспроизведение в 2005 году (роман впервые выходил в 1994-м и для нынешней публикации, если верить автору, был кардинально переписан) хода мыслей позднесоветского научного сотрудника — о неизбывности совка, о негодяе Бухарине, о равноудаленности Сан-Франциско и звезды Альдебаран — заставляет вспомнить не столько о Булгакове, сколько о Юрии Полякове. Писателе вполне достойном, но для возгонки (если воспользоваться химическим термином) явно непригодном.