Квентин Тарантино о «Бесславных ублюдках» | Кино | Time Out

Квентин Тарантино о «Бесславных ублюдках»

  21 августа 2009
4 мин
Квентин Тарантино о «Бесславных ублюдках»
«Бесславные ублюдки„ для Тарантино — это целая куча “первых разов»: первый его фильм о войне, первый его фильм, снятый в Европе, первая попытка как-то зацепиться за объективную историческую реальность (предсказуемо неудачная). То, что в итоге получилось, многих удивит: длинный, путаный, со странными шуточками, дико жестокий, с разговорами куда более увлекательными, чем экшн. Утром перед лондонской премьерой синефил Тарантино получил шанс объясниться перед Time Out. Вопросы: Том Хадлстон

«Бесславные ублюдки» изначально должны были стать прямолинейным военным фильмом. Что стряслось?

Стоило мне взяться за сценарий, я тут же разрушил все законы жанра. Так что, хотя это и диверсантское кино, не в этом суть. В фильме куча сюжетных линий, мозаика характеров, кто-то с кем-то встречается. По мне, это фильм скорее в духе «Регтайма», где вымышленные персонажи встречаются с историческими.

А почему в картине нет ни одной батальной сцены?

Никогда не возникало ни малейшего желания соорудить батальную сцену хотя бы даже с одним танком. Все это говно меня реально вгоняет в сон. Мне куда интересней человеческие переживания, саспенс. Один критик после выхода «Криминального чтива » написал: «Тарантино никогда не станет мастером саспенса, он слишком увлечен мелочами». Я думаю, тогда это было очень меткое замечание, а в этом фильме я хотел накрутить именно побольше саспенса, но в моем понимании этого слова. К примеру, сцена во французской таверне очень длинная, но в этом и смысл. Я хотел сделать ее настолько длинной, насколько это вообще возможно, но так, чтобы резина саспенса все еще тянулась. Если б я зашел немного дальше, если б резина не выдержала, тогда все, мне конец. Но чем дольше ты можешь растягивать саспенс, тем круче.

Диалоги в этом плане важнее картинки?

Дело не только в диалогах, дело в атмосфере, в конкретной ситуации, в мизансцене. Но вообще, да, я могу просто положиться на диалог. В этом одна из причин, почему я сам снимаю свои сценарии лучше, чем кто-либо еще.

Вы специально разбавляете напряженные сцены шуточками?

Именно. Я никогда не боялся пошутить или прикольнуться в фильме. Мне кажется, после этого поезд не сходит с рельсов, а просто начинает ехать немного веселее. Я горжусь тем, что когда это в тему, я могу очень круто завернуть. Я могу добиться какого-то серьезного переживания, а потом шуткой все разрушить. А потом вдруг добавить еще одну линию, и вы снова не можете оторваться от экрана.

Ваш фильм принципиально чем-то отличается от современных фильмов про Вторую мировую?

Ну, можно придумать, хотя лично мне кажется, что для тех, кто приходит в мультиплекс посмотреть кино, это не имеет никакого значения. С одной стороны, это, конечно, новый взгляд на Вторую мировую. А с другой стороны, мои герои сами в процессе фильма пересматривают свое личное участие в этой войне. Кроме того, меня интересует трагедия геноцида. У меня евреи — это типа индейцы, они сражаются за свой дом, только не с ковбоями, а с нацистами.

Фильм начинается с титра «Однажды в оккупированной Франции», то есть вы имеете в виду, что любой фильм — это все равно выдумка, сказка?

Я думаю, что это касается всей литературы: и художественной, и исторической. Все что мы знаем — это слова тех, кто находился рядом и поэтому смог потом написать об этом. Уинстон Черчилль на вопрос, что про него скажут в учебниках, ответил: «Я знаю, что только хорошее, я над этим много работал». И вот это — основная тема фильма. Есть парень, который сделал что-то невообразимое, чтобы Третий рейх был уничтожен. Но все, кто знал об этом, умерли. И для истории этот парень потерян, никто так никогда и не узнает, что на самом деле произошло.

Какими фильмами вы вдохновлялись, когда писали сценарий?

Я, честно говоря, не смотрел, пока писал, ничего, кроме пропагандистких лент сороковых годов, которые снимали в Голливуде европейские режиссеры, сбежавшие от нацистов. Например, фильм «Эта земля моя» Жана Ренуара, или «Нацистский агент» и «Снова вместе в Париже » Жюля Дассена, еще был Дуглас Сирк с «Палачом Гитлера» и прекрасный русский режиссер Леонид Могай с «Операцией в Аравии» и «Парижем после заката» и, конечно, Фриц Ланг и его «Охота на человека» и «Палачи тоже умирают». От этих фильмов меня реально прет. Понимаете, ведь когда они снимались, Вторая мировая все еще шла, нацисты были реальной угрозой, не умозрительной страшилкой, не просто «плохими парнями» из фильмов. И все эти режиссеры, по большей части, лично сталкивались с фашистами и волновались за своих близких, которые остались дома, в Европе. И все равно они снимали развлекательные фильмы, с захватывающими авантюрами, и там куча юмора. И вот это убивает пафос всех этих тяжеловесных, обличительных антивоенных полотен с симфонической музыкой, которые нам показывают с начала восьмидесятых. Я не хочу сказать ничего плохого про кинематограф последних тридцати лет, но, черт, вообще-то все немного зациклились на том, сколько тогда народу погибло.