V Международный фестиваль искусств "Дягилев P.S." | Театр | Time Out

V Международный фестиваль искусств «Дягилев P.S.»

Анна Гордеева   9 сентября 2014
3 мин
V Международный фестиваль искусств «Дягилев P.S.»

Фестиваль собрал в программу оперу, арт и танец – практически все, чем интересовался не­угомонный импресарио сто лет назад. Но танцев в этой программе все-таки больше: с балета все начинается и балет задает тон. Тон авантюры, восхитительного приключения, высококлассного аттракциона, созданного так, чтобы публика ахала, вопила, аплодировала и уж только на улице пыталась понять, как все это сделано. Собственно, именно так всегда реагирует народ на балеты Уэйна Макгрегора, спектаклем которого FAR и открывается фестиваль. Макгрегор (что знаком балетоманам по одноактовке Infra в Мариинском) скручивает тела артистов в клубки проволоки, мнет их, выламывает ноги в немыслимые углы – и при этом везде, где бы ни шли его спектакли, со сцены шарашит фантастический кайф, который испытывают танцовщики в этой паучьей, птичьей, негуманоидной хореографии. Название балета FAR на музыку Бена Фроста, который на фесте исполнит собственная компания Макгрегора Random Dance Company (получив приглашение стать резидентом английского Королевского балета, Макгрегор не стал бросать верных ему людей), – аббревиатура: подразумевается Flesh in the Age of Reason. «Плоть в эпоху Просвещения», знаменитая монография историка медицины Роя Портера, посвящена взаимоотношениям души и тела в XVIII веке. Поскольку нет искусства, в котором возможность души высказаться больше бы зависела от возможностей тела, – балет эту тему берет по праву.
«Сутра» в постановке Сиди Ларби Шеркауи – поэма для полутора дюжин шаолиньских монахов и двух десятков деревянных ящиков, менее всего это можно назвать балетом. Но более всего – танцем: наголо выбритые крепкие парни двигаются с той музыкальностью, что не каждой Жизели под силу. Ящики превращаются в лабиринт и Великую стену, в лепестки гигантского цветка и укрытие для медитации – а танцовщики (натурально, монахи из того самого монастыря) прорисовывают воинственные чертежи в прыжках и проповедуют мир на земле. Нельзя сказать, чтобы некстати.
Пермский же балет нам привозит «Шута» и «Свадебку» (Прокофьева и Стравинского соответственно). Оба названия впервые появились в дягилевской антрепризе – но это трибьют, а не реконструкция. «Шута» в свое время поставил художник Михаил Ларионов, и это было в большей степени дефиле, чем танец; теперь главный балетмейстер пермского театра Алексей Мирошниченко сочинил хореографию заново. Декорации восстановили в точности, а вот костюмы сделали «по мотивам» – Ларионов не задумывался о том, сможет ли в его нарядах балерина просто оторвать ноги от пола. Для Мирошниченко (вагановского выпускника, танцевавшего в Мариинке до того, как он начал сочинять танцы) эта гастроль в Петербурге – экзамен, впрочем, веселый и изобретательный «Шут» наверняка его выдержит. Мощной поддержкой ему окажется сумрачная, стихийная и суровая «Свадебка» в постановке Иржи Килиана. Один из гениев ХХ века, до недавнего времени не позволявший российским театрам исполнять свои произведения (после 1968 года чех Килиан на всю жизнь обосновался в Гааге), в пермском балете не потерял ничего ни из своей мощи, ни из своей величественной гармонии.