Персона. Мэрелин

Этот спектакль из серии
«явно не для всех». Практически полная нагота актрисы
Сандры Корженяк в заглавной
роли сперва привлечет зрителей, а потом их же в приступе
морализма погонит из зала.
Этот странный, современный
и отнюдь не очевидный театр
способен отторгать, но может
и захватывать, ведь «Персона.
Мэрилин» действительно раскрывает границы театрального
искусства.

Последние годы Кристиан
Люпа занят циклом спектаклей
о фальшивых пророках, определивших сознание человечества в XX веке. Режиссеру видится тупик цивилизации, в который ее завели вполне конкретные исторические персонажи, но, с другой
стороны, и не могли не завести. В XX веке, считает Люпа, все пророки — лжепророки, все мессии
— лжемессии, иные были просто
невозможны. Сперва был «Заратустра» — не столько о заглавном
герое, сколько о безумце Ницше,
затем «Фабрика 2» о провокаторе и антихудожнике Энди Уорхоле, последней вышла работа о философе Симоне Вейль.

Новая работа в этом цикле,
посвященная Мэрилин Монро, — повествование о том, как
массмедийная культура выжигает личность, как нарочито создаваемая слава парализует человека и артиста в нем. Как умирает,
мучаясь в агониях совести и бессилия что-либо изменить, кумир
поколений, воплощение красоты
и самой жизни в сознании масс.
Спектакль, который мы видим,
— это тризна по этой «вечной»
женственности, похороны красоты. В финале Люпа буквально
сжигает тело Мэрилин на громадном жертвенном костре.

Мы видим Мэрилин Монро в фотостудии, где она скрывается от Голливуда, чтобы побыть
наедине с собой, — Мэрилин работает над ролью Грушеньки в «Карамазовых». Люпа фиксирует жесточайшую реальность
XX века — неспособность человека быть одиноким, оставаться наедине с собой, быть неуловимым, стать анонимом. Играя
роль, Мэрилин восстанавливает личность. Глянцевая дива ведет героическую битву за самоидентификацию, старается
остаться актрисой и женщиной.
«Митя, зверь я, вот что. Я молиться хочу», — эти слова Грушеньки оказываются исповедальными для Мэрилин в ожидании смерти.

Мы видим Мэрилин в будничном. Наркотики, антидепрессанты, виски, резкое
недовольство своим телом — это
период полураспада. Мы видим
абсолютное ничто: известное,
растиражированное лицо размыто, превратилось в импрессионистский «обморок сирени»:
краска потекла, отеки, слезы,
алкогольная одутловатость. Мэрилин как человек «вся вышла»,
истратилась. Мэрилин хочет
сыграть Грушеньку — и не может,
потеряв индивидуальность:
маске крайне сложно сыграть
человечность.

Монро — единственный
лжепророк, к которому Люпа
испытывает жалость. Рисковая,
смелая актриса Сандра Корженяк словно бы реализует на сцене идею Ежи Гротовского
об актере-мученике. Святая
мученица, похотливая мученица,
несвятая мученица. У Кристиана Люпы актриса играет
телом, телом обнаженным едва
не до крайности. И этот предел
обнаженности у кого-нибудь из мастеров коммерческого театра
стал бы сенсацией, а у Люпы
становится мощным художественным приемом и эстетическим парадоксом. Сандра
Корженяк играет без исподнего,
в кардигане едва ли до ягодиц,
порой сбрасывая его и оставаясь
полностью обнаженной перед
зрителем. Это подача женской
телесности, это игра телом, игра
женской половой энергией или,
если угодно, подлинные «монологи вагины». Обнаженное тело,
тем не менее лишенное флирта,
равным образом как и стыдливости, действует в сущности как
душа без кожи. Мы так привыкли смотреть шоу, что не замечаем, как развлечение переходит
в жизненную катастрофу. Люпа
нас «застает», «застукивает» на месте преступления: ничто не может отвратить современного
человека от порока вуайеризма.