Рок-н-ролл

Проект «“Рок-н-ролл” Тома Стоппарда в России» осуществлен с необычайным размахом. Во-первых, это спектакль в РАМТе. Во-вторых — организованный неугомонным Артемием Троицким благотворительный концерт. И, наконец, изданная в виде книги пьеса.

Пьеса посвящена событиям Пражской весны 1968 года, чешскому интеллектуальному подполью 70-х и «бархатной революции» 1990 года. В репликах героев постоянно всплывают имена Гавела, Гусака, Дубчека и даже Михаила Горбачева. Но главное ее действующее лицо — Сид Баррет. Начинается пьеса с того, что прекрасный молодой музыкант (называемый богом Паном) прыгает в 1968 году через забор кембриджского дома юной хиппушки и наигрывает ей песню «Golden hair», вошедшую двумя годами позже в альбом Баррета «Madcap laughs».

А заканчивается тем, что эта же хиппушка, став на 22 года старше, дарит главному герою — чеху Яну, любовь к которому она пронесла через всю свою не слишком складную жизнь, — пластинку Баррета «Opel», как раз недавно перед этим вышедшую. После чего все отправляются на первый концерт «Роллинг Стоунз» на пражском стадионе — тот самый, на котором присутствовал Вацлав Гавел.

Этот меломанский экскурс не лишний, потому что показывает, что заявление Тома Стоппарда о том, что он написал пьесу о рок-н-ролле, надо понимать буквально. Пьеса, посвященная перипетиям новейшей восточноевропейской политики, просто сочится классическим британским роком. Что и не удивительно по двум причинам.

Во-первых, сэр Том Стоппард, хоть и родился в 1937 году в чешском Злине, по-чешски не помнит ни слова. Так что для него чешская речь героев — такая же смутная музыка, как и русская речь Герцена и Бакунина в «Береге Утопии». А во-вторых — в те годы в Восточной Европе, да и не только в ней, рок и был политикой. Этого в упор не понимает отец хиппушки — несгибаемый коммунист-интеллектуал Макс, отчаянно цепляющийся за классовую борьбу, средства производства и прочий обветшалый хлам, но зато прекрасно понимает его зять-журналист Найджел. Расспрашивая в середине семидесятых чешского доцента, вынужденно ставшего хлебопеком, о диссидентском движении, он сразу оживляется, когда тот упоминает о запрещенной рок-группе. «На самом деле Plastic People — это не про диссидентов», — уверяет Ян. «Это про диссидентов. Уж вы мне поверьте», — настаивает Найджел.

Мы — охотно верим. И завидуем чехам. Потому что у нас не оказалось (по крайней мере, пока что не выявилось) своего «Стоппарда» — благожелательного иностранца русского происхождения, который смог бы настолько адекватно воспроизвести на сцене героические и трагикомические страницы русского рок-подполья. А воспроизвести очень бы хотелось. Особенно сейчас.