Бункер

Циклы истории работают как часы, и спустя 60 лет можно позволить себе в последних днях Адольфа Гитлера разглядеть наполеоновскую трагедию. Пусть и без романтического флера, фигура диктатора, проигравшего все и вся, болезненно величественна. И Оливер Хиршбигель, явно зачарованный самим фактом прикосновения к табуированному священному чудовищу, аккуратно выстраивает антитезу величия и упадка. Историю своего фюрера рассказывает юная секретарша Траудль (Александра Мария Лара).

Конец апреля 45-го года. Практически оторванный от реальности бункер, откуда Гитлер (Бруно Ганц) передвигает несуществующие линии фронта под потупленными взорами своих генералов и обвиняет возлюбленный свой германский народ в недостойном предательстве. Но величие и падение (таково, кстати, оригинальное название фильма) не в сцене шутовской свадьбы с Евой Браун (Юлиана Колер), не в оттягивании смерти и попытках соврать другим, лишь бы не врать себе, не в истериках и почти комично трясущихся руках (этому Бруно Ганц учился в клинике, наблюдая за страдающими болезнью Паркинсона). И даже не в двух выстрелах за закрытой свинцовой дверью или хладнокровном убийстве Магдой Геббельс (Коринна Харфаух) своих детей мелочный и жуткий "триумф воли", когда уже никто никому ничего не должен. Это история тишайшего "пира во время чумы": выходы из бункера на 10-минутный перекур и последние вегетарианские равиоли.

Хиршбигель взялся снимать "правду жизни", а это штука опасная. Право на объективность он отбивает в титрах: засвидельствовав смерти всех своих героев (за исключением Траудль, которая ту же "правду" подтверждает, обрамляя повествование появлением в кадре). Изложение событий в "Бункере" не сильно отличается и от нашего "Освобождения"; у нас, правда, Гитлер смалодушничал и сам застрелиться не смог, но фраза, что германский народ оказался недостоин и теперь должен погибнуть, повторяется дословно. Успех Хиршбигеля в том, что ему удалось избавиться от "немецкого комплекса", от затянувшегося воинствующего антифашизма и снять кино о том, как страшно выйти из бункера на воздух, заряженный "яблочком да на тарелочке" и водочными парами. Нашествие варваров с востока выходит за рамки привычной этики, ведь стоит отказаться от антифашизма, и ты в числе сочувствующих. Но если отставить идеологию и точность изображения фюрера, кинематографически Хиршбигель безупречен. Он смог снять безумие замкнутого пространства, оцепенение за секунду до взрыва и самое главное тлен, так и носящийся в воздухе и опускающийся на погоны офицеров СС.