Жизнь после Могучего
Вопросы: Мария Бошакова
Что приобрел текст после того,
как Могучий поставил его в Александринском театре?
В принципе, чем отличается современный драматург от предшественников: он в голове пишет
не просто текст, он сочиняет спектакль. И пьеса сразу несет в себе
постановочный заряд. А Могучий
мою пьесу полностью переделал,
превратив в текст, ставший основой для спектакля. Хотя, сделал он это с моей помощью, мы долго работали над текстом, практически
каждый день что-то согласовывая.
А каким были собственные
зрительские впечатления от «Изотова»?
Для меня это просто потрясающий опыт по обращению к новому
типу театра, с которым я раньше
в работе не сталкивался. И я надеюсь, мне он очень пригодится в будущем в профессии драматурга.
Есть какое-то визуальное решение в спектакле, придуманное Могучим, которое
наиболее зацепило?
Агрессивно-визуальное начало: где машина едет, параллельно
много видео и идет мощный накат
эмоций. Это прямо такое кино, которое самому было невозможно
представить.
После «Изотова» не пропало желание сотрудничать с гранд-театрами?
Интересно, конечно, но все-таки
для себя я предпочитаю другое
пространство.
То есть ваш театр все-таки
камерный?
Да. Я и живу в камерном пространстве. Если я еду на работу и с кем-то там встречаюсь, это все
равно узкие коридоры. Нет событий или явлений, которые я бы воспринимал, как революционные. Как Бабель говорил: «Я отвечаю только за то, что мои глаза
собственноручно видели».
Герой нашего времени, он какой?
Мне кажется, определение героя
уже нуждается в уточнении. И неприятие современной драматургии происходит именно в этом
смысле. В классическом понимании герой — тот, кто совершает героические поступки. А в современной драматургии это только
главный герой пьесы, иногда подчеркнуто бездействующий.
Герои ваших пьес действительно часто лишь бездейственно отражают жизнь.
Тебе кажется, что поколение
тридцатилетних живет настолько созерцательно?
Я пишу о себе и ровесниках, и это
как-то так получается само собой,
что наше поколение действительно в чем-то инертно. Мы формировались между бунтарскими девяностыми и нулевыми с их нефтяным богатством. И оказалось,
что мы не те, кто лез на баррикады, но и не те, кого принято называть хипстерами. У нас нет конкретных ориентиров и, возможно, поэтому нет и цели, к которой
надо стремиться, действуя.