«Что тогда правда было — это герои. И как выяснилось, это были последние герои»
Меня вообще-то прошлое абсолютно не волнует. И будущее. Я живу в сегодняшнем дне. Но время 1990-х, конечно, было любопытным. Хотя и не так сильно отличающимся от сегодняшнего дня, как кажется.
Конечно, времена проще оценивать всегда со стороны. И про девяностые проще вам рассуждать, тем, кто тогда только в школу пошел, а не нам. Ну да, меня и тех, кто меня окружал в девяностые, радовала смена времен – это было едва ли не самое крутое, что мы видели. Но, с другой стороны, а сейчас что – не смена времен? То же самое. Одни уходят, другие приходят. Вот что тогда правда было – это герои, они ходили по улицам, про них было что-то понятно, и они могли жить на экране.
Вы не думайте, что я так уж прямо радостно хоронил советскую эстетику в начале 1990-х, ничего подобного не было. Я с детства обожал наивное советское пропагандистское кино. Искренне его любил – все эти фильмы про Ленина, Родину, героев… И они мне как-то попали в голову очень крепко – даром что нас всем этим еще и в школе бомбили. И «Переход товарища Чкалова», и «Пленники удачи» были вовсе не крестами на могиле советского кино, а признанием в любви к нему. Сейчас уже ясно, наверное, что была еще и печаль от того, что всей этой наивной эстетики и наивного зрителя, влюбленного в фильм, больше не будет. Это не был никакой постмодернизм. Я вам даже вот какую историю расскажу: когда я сделал «Чкалова», у меня дома в какой-то из вечеров зазвонил телефон. На том конце провода спрашивают: это Максим Пежемский? Да, говорю. С вами, отвечают, говорит Евгений Моргунов. Я председатель общества поклонников Чкалова, и мы бы очень хотели посмотреть ваш фильм про Чкалова. Вы где живете? Я назвал адрес, через полчаса выхожу на улицу, останавливается машина, оттуда выходит реально Моргунов – в точности как в кино, Бывалый – забирает фильм и говорит: завтра в это же время здесь же. Я все эти сутки ходил, нервничал, боялся. А он приехал на следующий день, вернул фильм и говорит: все в порядке. То есть они там в этом обществе фильм решили проверить на предмет того, порочит ли он честь Чкалова. И решили, что не порочит. Вот так.
Ну да, наверное, так получилось, что я попрощался с героями одного времени – и вывел на арену героев другого, в «Маме, не горюй». Собственно, смена времен в этой смене героев и заключалась. Только штука в том, что это, как выяснилось, были последние понятные герои. Они пришли оттуда же, откуда и мы, были ясными. Просто потом пошли другим путем. Сейчас уже нету никого, кто был бы как-то объединен в один круг. Интернет объединяет, конечно, но он слишком индивидуален. Так что девяностые для нас стали последним каким-то временем единения – в стиле, языке. Да во всем. Временем, когда нам в чем-то было проще работать – с бандитской темой в частности. Другое дело, что в итоге за нее взялись все кому не лень, отнеслись к ней как к неиссякаемому источнику вдохновения. И по своей какой-то природной тупоголовости как раз советской стали показывать братву дебилами, лишать их человеческих свойств.