Интервью с Теодором Курентзисом

Почему для своего петербургского камбэка вы выбрали именно сочинения Жана-Филиппа Рамо? Музыка Рамо сопровождала меня всю сознательную жизнь, а оркестр Musica Aeterna настолько с ней сроднился, что многие произведения даже играет наизусть. Недавно мы поняли, что никто из российских исполнителей еще никогда не посвящал Рамо целый концерт – да и вообще его музыка, мягко говоря, не имела в России широкого распространения. Поэтому сейчас мы имеем возможность и своего рода наглость открыть ее для этой страны.

Ваше имя ассоциируется скорее с музыкой Моцарта или Баха – насколько вам близка классика французского барокко? Это трудно объяснить, но, репетируя эту программу, я чувствую себя как рыба, у которой появился шанс выпрыгнуть из аквариума и попасть в родной океан. Иметь дело с Рамо – счастье. Просто невероятное, потому что он писал самую чистую, самую пронзительную и самую энергичную музыку, которую я знаю. В ней столько свежести, столько драйва – можно не слушать ни романтических композиторов, ни современных авангардистов: в партитурах Рамо есть все.

Вы известны своим исследовательским подходом к исполняемой музыке. Как вы готовились к «Рамогала»? Мы занимались поиском и последующей редактурой нотного материала, параллельно осваивая все особенные приемы французского барокко. А только что к нам в Пермь приехал знаменитый хореограф Клаус Абромайт, специалист по старинным танцам, который каждый день разучивает с оркестрантами французские барочные танцы: куранты, гавоты, контрдансы, чаконы. Это не блажь: я уверен, что, только умея танцевать гавот или бурре – зная их не головой, а телом, – можно по-настоящему аутентично играть музыку Рамо и его современников и предшественников. Ведь вся барочная музыка насквозь танцевальна.