Под дулом трафарета
«Тогда мы вдохновлялись
самой атмосферой, работами
старших товарищей. Я помню, что когда впервые увидел кусок году в 1998-м — это
были, кажется, SPB Crew — и подумал: «Это же кусок, как в Нью-Йорке! Хочу сделать так
же здорово!» В принципе, меня
вдохновляет только граффити, увиденное вживую, — от фотографий эффект куда слабее.
Когда же ты идешь по улице и видишь граффити своими глазами на стене, это совсем другое — как будто в твою жизнь
ворвалось что-то яркое. Ценность граффити именно в этом
— когда ты видишь его не на фотографии, не в интернете, а заходишь вечером в свой подъезд,
и тут — опа!» — рассказывают
Funk Fanatix.
К концу 2000-х граффити — часть мейнстрима уже
и в России, спустя пару десятилетий нагнавшей моду на хип-хоп. В крупных городах
проходят достаточно серьезные стрит-арт-фестивали, невозможно не заметить влияние граффити в дизайне, рекламе и даже логотипах популярных молодежных
брендов, а сами граффитчики неплохо зарабатывают частными дизайнерскими заказами. При этом райтерской культуры (а ни одно начинавшее в андерграунде движение
не обходилось без своеобразного манифеста)
и полноценного комьюнити российская сцена
выработать не смогла.
«Российского стрит-арта не существует.
Он мертв. Каждый сам
по себе, в своей кучке.
Если бы была какая-то коммуникация между художниками, то появилось бы и какое-то движение мощное. Да,
бывают волны интереса к граффити, но культуры нет. В Петербурге я не знаю ни одного человека, который бы постоянно и плотно занимался граффити — грубо говоря,
каждый день. Была вспышка в 2005—2006 годах, когда в граффити пришло много молодежи. В Москве даже появилась
определенная мода на граффити; ты можешь одеться, как
граффитчик: спортивные штаны, кроссовки Air Max, сумка
через плечо, спортивная куртка и кепка Carhartt — и все, ты можешь считать себя граффитчиком и вливаться в тусовку. Так сейчас многие из молодых граффитчиков думают, не понимая, что на самом деле ошибаются. Граффити — в первую очередь способ,
средство узнать что-то о себе
самом, понять что-то про себя
очень важное.
Москва, кстати, в плане граффити сопоставима по уровню развития и по количеству задействованных людей
с какой-нибудь европейской
столицей. Вообще же по числу
райтеров Россия может сравниться с нормальной страной,
только у нас все раскиданы
— кто в Москве, кто в Омске,
кто в Новосибирске. Но движение растет, будут приходить
все новые и новые люди, и те из них, кто не будет делать
это просто ради моды, будут
прогрессировать. Если человек приходит в культуру, потому что ему нравится граффити, нравится процесс, то он и будет продолжать этим заниматься, и это не будет пачканием стен.
Вообще классическое определение новичка, который занимается граффити только
ради моды, — той, игрушка.
Без правильного понимания
культуры, правил приличия
райтеров не будет толку, даже
если человек на самом деле
одарен. Например, после выхода игры Marc Ecko’s Getting
Up, где одна из главных задач — закрасить как можно
больше чужих рисунков, повсюду начали появляться кривоватые надписи Train — но не потому, что один человек умеет по-разному криво подписываться, а потому что так зовут
героя игры, а его имя и методы позаимствовали совсем маленькие ребятишки. Так что
благодаря этой игре в граффити пришло совсем молодое
поколение, каракули которого тоже влияют на восприятие
граффити обществом. Надписи в лифте общество тоже называет граффити, но на самом деле это то, что вредит
граффити и его дискредитирует. Правда, как бы общество с движением не боролось, остановить его оно уже не сможет.
Это как вирус, который уже
поселился внутри системы и лечению не подлежит», — заключают Funk Fanatix.
Трафареты быстро наносятся, могут быть
воспроизведены многократно, а чаще всего
еще и являются посланием прохожему — не стоит забывать, что предшественником современных петербургских трафаретов была
надпись «Граждане! При артобстреле эта
сторона улицы наиболее опасна». Пионером
трафаретного граффити считается француз
Blek Le Rat — пропагандист партизанского
искусства и неутомимый критик буржуазного безразличия. Дань уважения деятельному парижанину отдавал тот же Бэнкси:
«Каждый раз, как я думаю, что придумал
что-то действительно оригинальное, потом
обнаруживаю, что Blek Le Rat сделал то же самое не хуже еще двадцать лет назад».
Протестные настроения — практически
неотъемлемая часть трафаретной субкультуры, еще до Blek Le Rat задействованной
в борьбе европейского студенчества с истеблишментом. Члены РАФ наносили на стены немецких городов надпись «Скука контрреволюционна», тогда как парижские демонстранты выводили: «Читай меньше,
живи больше». Десятилетия спустя бунтарский дух по-прежнему силен — и вот уже в Портленде красуется на стене трафаретный
Джон Маккейн со слоганом Bomb-bomb-bomb… Iran, а в Бруклине можно увидеть Дика
Чейни в образе червя-контрабандиста Джаббы
Хатта из «Звездных войн».
Лучшие из действующих трафаретчиков, не чураясь протеста, чаще всего все же играют со стереотипами массовой культуры. Неутомимый путешественник Above заполонил города мира
устремленными ввысь стрелками, призванными,
видимо, заставить обывателя задуматься о горних высях, и остроумными слоганами
навроде «Когда вы это прочтете, меня
здесь уже не будет». Американец Шепард Фейри, прославившийся трафаретом широченной чиновничьей рожи
с подписью «Слушайся гиганта», и вовсе дорос до статуса дизайнера рекламной кампании Обамы.
Трафаретная культура Петербурга вбирает в себя мировые тенденции
постепенно — и если до новаторских
месседжей Above и Шепарда Фейри никто из местных пока не дорос,
то гражданская активность и способность углядеть абсурд в образах
поп-культуры уже прослеживаются
— как в комических сюжетах Incubus
Project, так и в призывах группировки
Search & Upgrade.