Лучше сниматься у Уве Болла, чем играть фашиста у Спилберга
В 1990-х «Достучаться до небес» был в России культовым фильмом — я знаю людей, которые до сих пор смотрят его на каждый Новый год вместо советского новогоднего хита «Ирония судьбы». В Германии было примерно так же?
Да, у нас тоже был очень, очень большой успех.
«Достучаться…» — кино о том, что мечты, конечно, сбываются, но не всегда так, как нам хотелось бы. А о чем тогда — в 1997-м — мечтал Тиль Швайгер?
Ну, о том, чтобы стать величайшим актером Германии, я тогда и не мечтал. Я ждал рождения своего первого ребенка, своего сына, мечтал о том, что у меня будет большой дом, большая семья, ждал выхода своего первого фильма…
В 2005-м, после возвращения из Америки, вы сняли режиссерский дебют «Босиком по мостовой», по интонации — ну точно как «Достучаться»: смешной, слегка безумный, про трип через полстраны… Но, в общем, такого успеха, как у «Достучаться…», уже не было. Почему? Что за десять лет произошло-то — сентиментальные зрители вымерли?
Да, успех «Босиком по мостовой» был гораздо меньше, но я не думаю, что это из-за того, что публика стала циничней. Конечно, люди везде одни и те же, они идут в кино расслабиться, посмотреть, как на экране что-нибудь грохнет. Но человеческое кино можно ведь снимать и без горящих самолетов и рвущихся гранат, тем более что мне самому вся эта пиротехника не очень интересна. Если делать смешно, люди потянутся. Вот «Достучаться до небес» был не только сентиментальным, но и смешным фильмом, а в «Босиком по мостовой» мы немножко увлеклись романтикой в ущерб шуткам — и сборы были похуже.
В России снять кино про спортсмена-инвалида, который борется за мечту, — это все равно что бросить деньги в камин. Но вот я видел отзывы немецких зрителей: «Я сам — получивший травму велосипедист, и кино стало для меня откровением». Это и была целевая аудитория?
Ох, нет, я снимал не только для раненых велосипедистов. Целевая аудитория… я даже не думал о целевой аудитории. Народ — вот целевая аудитория! Меня, честно говоря, просто зацепила вся эта история, это же очень трогательно — велосипедист, эта нога… Конечно, мы снова сделали веселый финал, но, в общем, это совсем не «прикольная история», это все-таки больше драма.
Говорят, вы отказались от роли немецкого солдата, который убивает Тома Хэнкса в «Спасти Рядового Райна»: не хотели портить имидж. Это правда?
Да.
То есть вашу роль хорошего немца Штиглица можно считать оммажем тому случаю?
Ха-ха, точно, можно. Круг, так сказать, замкнулся. Но проблема со Спилбергом была не в том, что я боялся повредить своему имиджу. Просто я к тому времени уже несколько лет жил в Америке, и меня уже несколько достала эта голливудская ситуация — ну, вы как русский журналист, наверное, хорошо ее знаете: когда всех гадов в фильме играют европейцы — немцы, русские, чехи или арабские террористы, — а все американцы хорошие. И тут поступает предложение от студии, я встречаюсь со Спилбергом, он мне долго рассказывает, как это будет полезно для моей карьеры, про мир, про дружбу, про взаимопонимание между народами, ля-ля-ля. Потом я открываю сценарий… А парень-то — само Зло в чистом виде! Ну я и вспылил. Уж очень я ненавижу фашизм, понимаете?
То есть для вас сыграть фашиста у Спилберга хуже, чем сниматься у Уве Болла?
Да ладно, Уве нормальный парень, он мне нравится.
Вы не поверите, но нам тоже. Мы с вами, наверное, единственные в мире его поклонники.
Думаю, не единственные — он снимает вполне нормальные фильмы… фильмы по видеоиграм. Ну в самом деле! Их запросто можно смотреть дома на диске! Короче, лучше играть персонажа стрелялки в посредственной картине, чем фашиста — в хорошей.
А что там происходит с «Вильгельмом Теллем»? Вам не обидно, что роль народного героя досталась не вам?
Да неизвестно вообще, достанется ли она кому-нибудь! Эти американские ребята, с которыми мы связались (фильм должен был сниматься в сопродукции с компанией Швайгера Barefoot. — Прим. Time Out), оказались очень мутными, мы работать с ними не хотим, теперь пытаемся выкупить права, но это, боюсь, затянется надолго.