Страна взорвалась, как башни-близнецы
Давно-давно вы сказали, что провокация — единственный способ формирования интеллектуальной и художественной среды. Ваша дочь пошла дальше — спровоцировала все общество…
Ну и молодец! Она создала первый телепродукт, наверное, со времен создания телевидения, который взорвал аудиторию в прямом смысле слова. Ни «Штирлиц», ни «Место встречи», ни «От всей души» в этом смысле «Школе» в подметки не годятся. Они не провоцировали аудиторию, не были детонатором, который взорвал бы общество и развел его по разные стороны баррикад.
А это обязательно — взрывать и на баррикады?
Иначе бессмысленно говорить о современном искусстве. Его актуальность, а следовательно, и ценность проявляется не в его «качестве» и «мастерстве» автора, а исключительно в разрушительном потенциале произведения. Раньше все попытки сделать что-то на злобу дня лишь слегка будоражили общество, по гладкой поверхности проходила мелкая рябь. И все!!! И тут вдруг власть пошла на эксперимент: позволила облачить некую социальную идею в средства современного искусства. Со времен Маяковского, который поставил поэзию авангарда на службу революции и большевистской идеологии, такого масштаба страна не знала…
Вы сейчас телевидение искусством называли, я не ослышалась?
В том-то и дело, что ДО явления СЕРИАЛА народу никому и в голову не приходило всерьез говорить о ТВ как форме современного искусства. Эта проблема вообще не стояла на повестке дня. И вдруг мы увидели, что такое современное искусство применительно к телевидению и каким может быть эффект от его применения. Улицы не пустеют, как при Штирлице или Жеглове. Но страна взорвалась, как башни-близнецы, и стала другой. Актуальное перестало быть элитарным. Сегодня актуально то, что по принципу воздействия и масштабам разрушений соответствует оружию массового поражения. У меня всегда было желание изменить мир средствами искусства. Лере это, бесспорно, удалось…
Неужели революционность передается по наследству?
Я готов был поддерживать любую революцию — сексуальную, гламурную, национал-большевистскую, анархическую, — лишь бы она была продуктивна для народа, несла какие-то перемены. Конечно, Лера тоже хочет изменить мир. Конечно, при этом она не забывает и о себе, любимой, самоутверждаясь на полную катушку. В ней вообще, как выяснилось со временем, многое от меня. Хоть мне неудобно об этом говорить, мы ведь с Лериной мамой развелись до рождения дочери. Вскоре моя бывшая жена вышла замуж за солидного человека, который и воспитывал Леру…
Какие еще свои черты вы замечаете в дочери?
В 1961 году мой папа, известный экономист, взял меня в Коктебель. В это время там проходил всесоюзный съезд советских битников. Благодаря знакомству с одним из них, Леонидом Талочкиным, в 14 лет я попал в эпицентр московского андерграунда, познакомился с его идеологами и после окончания семилетки бросил школу, потому что мне в ней было скучно. Когда пришло время поступать в институт, я поступил в вечерний экстернат, где за полгода прослушал курс с 8-го по 11-й класс. Лера тоже росла своенравной и неуправляемой, отказывалась ходить в школу, в которой ей тоже, как и мне, было скучно. Думаю, что аттестат ей, видимо, купили. Она очень тщеславна, как многие талантливые люди. Думаю, на этом ее власть и подловила: дали «социальный заказ», поставив в определенные рамки. Ей, наверное, даже не пришлось слишком наступать на горло собственной песне, хотя допускаю: ее бесит, что в 18.20 сериал идет с купюрами. Конечно, в играх с властью она пошла дальше меня, и в своей профессии она бОльшая конформистка. И, конечно же, она прекрасно понимает двойственность свого положения: не изменить себе, выполняя социальный заказ, трудно. (Маяковский от такой «двойной жизни» даже застрелился.) Отсюда в ней внешний цинизм, ощеренность, желание показать любому собеседнику, что, разговаривая с ним, она делает ему одолжение, снисходит до него. В моей жизни тоже были моменты, когда власти испытывали меня на прочность… Другое дело, какую социальную сверхзадачу, вольно или невольно, приходится выполнять Лере…
Какую?
Думаю, мы узнаем это в ближайшее время. Одни говорят, что надо выбить из правительства деньги на школьную реформу, а потом быстренько их распилить, другие — что надо отвлечь народ от миллиона социальных проблем и дать возможность выпустить пар. Думаю, что истина где-то посередине.
Вы всегда эпатировали общественное мнение, но были честны в отношении себя лично. А Лера все время заметает следы, одно ее интервью противоречит другому…
Увы, такова природа всех беспредельщиков от искусства, к коим я причисляю и себя. Она классическая авантюристка, из тех, кто «ради красного словца не пожалеет ни мать, ни отца». Однажды мой приятель-кинокритик, которого я спросил, выйдет ли из Леры толк, сказал: «Конечно, она же прет как танк». Но в «танке» — умная, начитанная и очень ранимая девушка. У нее сейчас трудное время и еще более непростая задача, чем в тот момент, когда сериал только стали показывать. Не дай бог она скатится в социальщину — и все, на сериале как произведении искусства можно будет поставить крест. А предпосылки к этому уже есть. В сериале нет-нет да и торжествует гуманизм, «добро» побеждает «зло». Персонажи неоправданно часто начинают рефлексировать. Современному актуальному искусству противопоказано быть добрым, гуманным и рефлексирующим. Это должна быть стильная жесть, без психологии и рефлексии. Например, куда круче было бы оставить сериал таким, какой он есть, с той же речью и интеллектуальным уровнем персонажей, но перенести действие не в школу, а, например, в медицинский институт. Чтобы героями были бы современные студенты-медики, будущие врачи, которые дают клятву Гиппократа и должны нас лечить. С таким умственным развитием и уровнем знаний. Вот была бы жесть. Но до такой дерзости наше общество, а тем более телевидение, конечно, еще не доросло.