Ханс Ульрих Обрист: «Важна роль игры как таковой»
Подробнее о выставке читайте здесь
— Итак, вы беседовали с художниками Кристианом Болтански и Бертраном Лавье и решили, простите за тавтологию, сделать do it. Как вы это придумали, о чем говорили?
— Мы сидели в парижском кафе и рассуждали о том, как искусство существует во времени, как сделать его более открытым для зрителя, а публику превратить в участника. И подумали о том, что воссоздавать и отдельные объекты, и даже групповое шоу, выставку можно с помощью инструкций, возможно, даже какой-то книги. Как в музыке, в опере.
— То есть в современном искусстве идея важнее авторского воплощения — или этот проект переносит фокус на зрителя, на свободу трактовок, на то, что их может быть сколько угодно?
— Можно вспомнить слова знаменитого композитора Пьера Булеза, и я бы сказал, что это скорее привносит новую форму, ведь когда композитор исполняет много раз одно произведение, потом его исполняют другие, оно становится известным, и исполнитель тут никогда не вторичен. Do it прошла уже больше ста раз, в моей карьере это единственная выставка, которая никогда не останавливалась. Сейчас ее показывают одновременно в Штатах — в Солт-Лейк-Сити — и в Москве. Мы возили ее в Латинскую Америку, в Африку, показывали в Западной и в Восточной Европе, в Азии — много где. Я воспринимаю это как расширенные возможности в искусстве, которые можно предложить и авторам, и участникам. Каждое воплощение идеи — самостоятельное новое произведение. Вы правы, все дело в интерпретации. Хотя мы отнюдь не заявляем, что искусство должно быть только таким.
— Такая форма демократична — у интерпретатора полностью развязаны руки…
— Тут очень важна роль игры как таковой. Скажем, неоднократно участвовавшая в выставке Йоко Оно и другие художники писали инструкции — и тут речь о расширенном понимании искусства как такового, о разных правилах игры. Вы хорошо отметили роль зрителя, ведь не всегда можно однозначно понять заданные художником правила. В одном случае это четко прописанный рецепт, а в другом — общее описание, оставляющее простор для трактовок. Поэтому для меня такая выставка открывает новый диапазон для диалога и интерпретаций, которые всякий раз расширяются в пространстве показа. Московский вариант — наверное, самый масштабный из прежде показанных.
Анастасия Митюшина:
«Особенность московского варианта «do it» в том, что выставка большая по выходу в сообщество — тут участвуют, например, Парк Горького, Крымская набережная, Музей Москвы, Парк искусств «Музеон», ММСИ, даже Пушкинский музей… Плюс у нас есть новая инструкция от Даниэля Бюрена (французский художник-концептуалист, известный своими полосатыми объектами — прим. ред.) — он уже участвовал прежде, но для московской выставки захотел создать что-то новое. По инструкции Бюрена мы разместили огромной ромб из белых полосок на ярко-красном фоне по всей длине стены выставочного зала. Иногда художники давали «инструкции» своих исторических работ, как, например, Андрей Монастырский».
Снежана Кръстева:
«Есть другой пример — Константин Звездочетов дал две инструкции перформансов, которые он хотел сделать в 1982 году, но так и не сделал. И мы специально пригласили оформить пространство архитектора Андреаса Ангелидакиса, чтобы здесь выставка встретилась с перформативным событием. Для нас это очень важный момент».