Эдуард Лимонов: «Я старый человек, и у меня предпочтений уже не осталось»

«Старым пиратом назвал
меня Тьерри Мариньяк — приятель парижских лет, — пишет
Лимонов в предисловии к сборнику. — В книге читатель найдет
стихи моим любимым деткам
и злой красавице жене, подружке Е. и подружке Н., и даже
московскому градоначальнику,
преследующему поэта судебным
иском в полмиллиона».

Кто такая злая красавица
жена — понятно. Это актриса
Екатерина Волкова, которая
родила Лимонову сына Богдана
и дочь Александру, а теперь
они расстались, и отец скучает
по детям. Кто такие Е. и Н. —
сказать трудно, но они молоды,
горячи и хороши собой. Во всяком случае, такими они предстают в стихах «развратного
старца, педофила» (это не я сказала — это автометаописание
легендарного Эдички).

Нет, конечно, «Пират»
не только про секс (сам Лимонов
иностранное слово «секс» не любит, предпочитая ему русское
«похоть») с малолетками. Он пытается в первую очередь
самому себе, а во вторую
— чтобы покрасоваться
перед публикой, ответить на вопрос,
кто же он, кроме
как «старый
пират». Выходит,
что он Фауст
и Мефистофель в одном
лице. Человек,
в котором присутствует нечто
демоническое
(рисуется старик).
Не то чтобы этот
сборник был только
лирическим. На экономический кризис,
смерть Майкла Джексона, аварию на Саяно-Шушенской ГЭС Лимонов в книге тоже отозвался. Но читателя
не отпускает ощущение, что
эти злободневности занимают
престарелого революционера
в гораздо меньшей степени, чем
поиски «невинной блондинки
/ с тонкой талией, с широким
тазом», умной крестьянки,
у которой «глаз льдинкой».

Переезжая на новую квартиру, Лимонов нашел несколько
минут, чтобы ответить на наши
вопросы.

В писании стихов у вас был
большой перерыв — около
20 лет. С чего вдруг возвращение в лирику?

После того как я вышел из тюрьмы, выпустил три сборника
стихов: книгу «Ноль часов», потом «Мальчик, беги», вот третья
вышла. Я уже четвертую почти
написал.

А как насчет «лета к суровой
прозе клонят»?

Да это все штампы! Кто-то там
сказал… Какие лета? Пушкин
умер в 37 лет. Вообще-то, что
он говорил, — это начало XIX
века.

Сейчас не так?

Все давным-давно не так, все
постоянно меняется. Все эти
аксиомы… Вот тот же Пушкин
сказал: «Не дай нам Бог увидеть
русский бунт, бессмысленный
и беспощадный». Но я всегда говорю, что это написал Пушкин-помещик, который боялся,
что толпа разрубит топором
его фортепиано и изнасилует
Наталью Гончарову. Поэтому
ему и не нравился русский бунт.
А у меня противоположное мнение (смеется): да здравствует
русский бунт! Он никогда не бывает бессмысленным. Триста
лет Романовы мучили людей,
гнали на войны, в тюрьмы и получили по заслугам.

Ну, беспощадным-то он все
же бывает.

Он не беспощадный — он справедливый. Терпят-терпят, потом
приходит расплата.

Один мой старший коллега,
профессор, как-то сказал,
что революций не бывает
не только бескровных,
но и бесплатных.

Пустое умничанье. Это модная
сегодня модель мышления, когда
считается, что все экономически обусловлено. Глупости.
Главное — эмоции. Революции,
конечно, бывают спланированные, иначе они называются
бунты. Ничто не происходит без
финансирования: людям нужно
что-то есть. Но войны — это тоже
огромная финансовая нагрузка
на государство, как и реформы.
Столыпин переселял людей в Сибирь, это больших денег стоило.
Так что ваш профессор просто
умничает.

Если вернуться к Пушкину,
то, по-вашему, его взгляды
устарели…

Ну конечно, он устарел! Это
естественно! В своем таланте он,
наверное, не устарел, а в мироощущении — безусловно. Оно
тогда было простое. Пушкин работал до открытий Фрейда, психоанализа, бог знает чего. Тогда
было примитивное понятие о человеческой личности. Литература устаревает, это неизбежно.
И это снобизм — с важным видом утверждать, что интересно
читать Данте в переводе со староитальянского и что якобы
он прост и понятен. Лгут.

В таком случае можно
узнать о ваших литературных предпочтениях?

Миленькая, я уже старый
человек, и у меня предпочтений давным-давно не осталось.
Я практик: работаю, куда-то иду, что-то делаю. А имена
в моей жизни никогда не играли
особенной роли. Я впитывал
в себя по дороге чужой опыт,
чужой талант. Теперь уже
трудно понять, что и когда мне
нравилось.

И все же, читая «Пирата»,
я вижу, что вам когда-то нравился Пушкин. И Блок
— они оба там слышны.

Блок там есть, да. Больше Блока.
Он был моей первой любовью.
Дело в том, что, когда я был
мальчиком, я стихов не любил.
Я читал книги практические,
умные, по ботанике, по зоологии, про путешествия. Одной
из моих первых любимых книг
был русский перевод «Путешествия на корабле «Бигль»
Дарвина. Я влюбился в эту
книгу. А потом лет в 15 пришел
в библиотеку, и мне навязали
юношеские стихи Блока — тоненькую книжечку с сиреневой
веткой на обложке. Я ее прочел,
и вдруг она подвигла меня к написанию стихов. Это был 1958-й.