Мама
О спектакле
Вторая часть сценической трилогии французского драматурга и романиста Флориана Зеллера. Спектакль о пропасти между людьми и потерянной коммуникации внутри семьи, где каждый существует сам по себе.
Мама, мы все попадем в ад. «Мама» в Театре им. Моссовета
Автор: Нелли Когут
В Театре им. Моссовета показали экзистенциальную драму «Мама» Флориана Зеллера. Постановка Павла Пархоменко фиксирует теневую, в чем-то даже мистическую сторону материнства и женской природы в целом, делая, как и в пьесе, главной героиней теряющую рассудок женщину, только впадающую в безумие от неконтролируемой оголтелой любви.
«Мама» — первая часть сценической трилогии Флориана Зеллера, за которой следуют еще две: «Папа» и «Сын». Эти постановки принесли драматургу мировую славу и признание. Первые разговоры о французском «новом Стриндберге» в России случились в 2018 году, но широко его стали ставить с 2020-го. И надо сказать, что то самое стриндберговское ощущение семьи как космоса, из которого человек не может вырваться, куда бы ни пошел, и на котором все замыкается, оказалось очень востребовано нашим театром.
Павел Пархоменко оказался в незавидном положении, так как к Зеллеру обратились фигуры самой «тяжелой артиллерии» в лице Юрия Бутусова («Сын» в РАМТе), Евгения Арье («Папа» в Современнике с Сергеем Шакуровым в главной роли). К тому же у всех на слуху кинокартина «Отец» с феноменальным Энтони Хопкинсом, снятая самим Зеллером, а потому эталонная в работе с этими текстами. Однако Пархоменко справился с этим испытанием с максимальным достоинством, не идя на поводу у ожиданий публики и уже сложившихся представлений о «болезненном психологизме» Зеллера — и дает свое видение.
Анна (Анастасия Светлова) всю свою жизнь посвятила семье. Ее отрада — готовка завтраков и обедов для сына (Олег Отс) и мужа (Дмитрий Журавлев). Спустя годы, оставшись в одиночестве, Анна убеждает себя, что у мужа роман на стороне и его поездка на конференцию — лишь предлог встретиться с любовницей. Ах, если бы только сын расстался с девушкой и вернулся домой, был рядом, утешил. Она бы надела красивое платье, и они бы вышли куда-то в свет. Постепенно перед нами разворачивается панорама безумия, где явь и фантомы расстроенного сознания сменяют друг друга.
Структурно, как и остальные пьесы трилогии, «Мама» предстает сильной драмой, разворачивающейся вокруг главного героя. Вместе с художницей Юлианой Лайковой режиссер создает и черный, и лиричный трагифарс, в котором героиня находится под влиянием какой-то темной гнетущей силы и хронической депрессии. Она живет в окружении теней, чьи силуэты «застывают» на заднике сцены, обернутой в серую ткань мебели и окон с белыми занавесками, в которые постоянно задувает ветер. В этом доме бесприютно и тоскливо. Хоть какую-то радость жизни приносит фортепиано, за которым мама с сыном поют джаз. Однако и инструмент с открытой крышкой и выставленным напоказ струнным механизмом выступает как метафора оголенных нервов.
На главную роль была приглашена прима ярославского Театра им. Волкова Анастасия Светлова: она завораживающе прекрасна в своем умении существовать на эмоциональных пределах. Светлова играет сразу в нескольких плоскостях, показывая и мучительные горизонтальные игры между людьми внутри одной семьи, и вертикаль «Человек-Судьба». В первом случае мы отчетливо видим весь ужас домашнего террора, морального насилия, на который способен психически нестабильный человек, и то, какие страдания это причиняет близким.
Метафизическая вертикаль обретает видимые очертания за счет того, что на сцене присутствует символический, даже мистический персонаж — некий Черный человек. В ключе гротескной пантомимы, в стиле немецкого экспрессионистского театра играет Владимир Прокошин. Присутствие этого мрачного клоуна становится знаком падения героини в вымышленную, галлюцинаторную реальность — и в тоже время постоянного ощущения Анны, что существует высшая сила, которая испытывает ее.
В какой-то момент все персонажи появляются с клоунскими носами и в колпаках: элементы циркового абсурдизма вперемешку с психологическим натурализмом — это очень эффектный способ дать путевку в сознание человека, погружающегося в безумие.
За каждой сценой следует другая, изображающая те же события с иной точки зрения. Никого из персонажей на самом деле не заботит уязвимость Анны, даже больше — в финале в мороке кошмара ее душат подушкой, в нее же стреляют. Этой разрушающей любви они предпочли бы освобождающую смерть женщины. Тонкая игра Дмитрия Журавлева, Олега Отса и Юлии Буровой заставляет задуматься — возможно, героиня в страхе быть отвергнутой не настолько сошла с ума, как может показаться.
В спектакле и у Зеллера все сводится к гипотетической способности сосуществования людей, при этом отметается всякая возможность счастливого и здорового союза. Для героев нет счастливого исхода — и Пархоменко намеренно старается выбить почву из-под ног зрителей. В потоке очаровывающего, гипнотического, наполненного дымом и музыкой действия нам остается только спросить себя — а сказала ли Анна на самом деле еще что-нибудь, кроме «где ты был сегодня днем?», произнесенной в самом начале спектакля фразы.
Спектакль, конечно, глубже работает с текстом, погружаясь в исследование не только лежащих на поверхности тем — например, природы безумия и внутренней пустоты женщины средних лет, вырастившей детей, оставшейся в одиночестве и теперь вынужденной искать новые смыслы в жизни. Вслед за философией экзистенциализма, Зеллер говорит о ранящем присутствии Другого, о принципиальной невозможности достучаться друг до друга. В своих пьесах он смог ясно выразить то, на что другие едва ли осмеливаются сделать намек. Сартр сказал: «Ад — это другие». «Mama we all go to hell», — вторит ему строчка из песни американских альтернативщиков My Chemical Romance.