Комедия о трагедии
О спектакле
Спектакль, поставленный к 90-летию со дня рождения Петра Фоменко по сохранившимся записям репетиций. Изначально за основу был взят «Борис Годунов» Пушкина, но теперь к нему добавился еще один пласт повествования — комментарии, замечания и размышления Фоменко.
Живой Фома. «Комедия о трагедии» в Мастерской Петра Фоменко
Автор: Антонина Шевченко
Редкие театры дают премьеры в середине лета. Но бывают даты, которые пропустить никак нельзя. В честь 90-летия своего создателя Мастерская Петра Фоменко выпустила спектакль «Комедия о трагедии», режиссером которой выступил уже не дебютант в этом деле Евгений Цыганов. И как он сам признался, «эта работа – про любовь. Про любовь к театру вообще и к нашему театру в частности, про любовь к Мастеру, и про любовь Мастера к слову, к Пушкину, к стране нашей многострадальной, к ее истории и к своим ученикам».
Любовь к мастеру – в уважении и послушании. Цыганов взял сделанную чуть ли не подпольно видеозапись происходившей 11 лет назад читки «Бориса Годунова». Тогда сам Петр Наумович разбирал со своими учениками пьесу построчно. До выпуска правда дело не дошло. Пьесу отложили и вроде как планировали к ней вернуться. Но не успели. Фоменко ушел.
Но остался его образ и его комментарии. Подчеркнуто крупное изображение Петра Фоменко на заднике сопровождает всю постановку. Он демиург и он же Бог из машины. Между эпизодами Мастер наставляет и поправляет актеров на сцене, объясняет им пушкинские тексты. Остроумно, парадоксально, подчеркивая злободневность, которая с годами и столетиями никуда не уходит, а только обрастает новыми точками соприкосновения.
Проходящие рефреном замечания в первые минуты напомнили перенесенный полгода назад на тель-авивскую сцену спектакль Алвиса Херманиса «Онегин. Комментарии». Известный со школьной скамьи сюжет чередовался объяснениями контекста, взятыми из трудов великого Юрия Лотмана. За объяснение происходящего отвечал сам Пушкин. Но здесь все же театр иного рода. Хотя открытий для себя тоже можно сделать немало.
Цыганов демонстрирует старое доброе «из какого сора», дает зрителю возможность подглядеть, оказаться внутри театрального магического процесса. Сам он подглядел явно к Дмитрию Крымову, с которым работал ранее над спектаклем «Моцарт «Дон Жуан». Генеральная репетиция». Но, как говорил Клим, «режиссер должен красть». Так почему бы и нет? Раз нот всего семь…
Режиссерский острый глаз Петра Фоменко цепляется за слова и фразы. Фома трактует и мечтает. А Цыганов – воплощает. И вот уже на сцене колокола, чей звон сопровождает спектакль. И вот один актер (Карэн Бадалов) исполняет и Пимена и польского Падре, людей, по сути, одной функции. И, к слову, Бадалов же выходит в образе Годунова.
Годунова мы видим один лишь раз. Вынесенный Пушкиным в заглавие, он в спектакле совсем не главный герой. Впрочем, не главным он был и у автора. Лишь раз царь Борис появляется перед зрителями. Показывается в дальнем высоком окне ожившим портретом из школьного учебника. Он читает монолог «Достиг я высшей власти» и топчет ненавистную шапку Мономаха.
Не в героях и Самозванец в исполнении Владислава Ташбулатова. Хотя его путь из монахов в цари показан довольно обстоятельно этими и теми. Да и сыграно прекрасно. Облик подобранного Цыгановым артиста подчеркивает молодость и авантюризм, исключая всякое злодейство. Он вызывает такое же сильное чувство жалости, как и нежный и хрупкий царевич Федор, так и взбалмошная, а в последствии униженная и оскорбленная Марина Мнишек. И Федора и Марину сыграла Ольга Бодрова в разных тонах, хоть и приведя к одному знаменателю.
Герой и антигерой в спектакле – коллективный. И представлен одним народом, который то праздно шатается где-то вдали, то песни поет то ли от скуки, то ли безысходности, то выходит на авансцену, чтобы выкинуть коленца. Народ и смешон, и страшен в скоморошечьем гротеске. Он готов к любым действиям, и оплакивать царя всем миром, что даже родное дитятко для этого оземь бьет. Он же рвется рвать в клочки его шестилетнего сына, потому что жизнь другая с новым правителем началась. Оголтелый народ, оглушенный.
Народ не безмолвствует. Народ неистовствует. Разыгрывает из себя царя перед юродивым Николкой, когда Николка хочется пожаловаться царю на мальчишку, что отнял у него копейку. Но вместо царя ему отвечает, посмеиваясь, все тот же народ. И непонятно, кто здесь больше из ума выжил. Глумиться над святым – страшный грех, последствия долго разгребать придется. Темен этот народ. Этот народ не темен. Здесь совсем черным-черно. И луч света днем с огнем не сыскать.
Но даже такую беспросветную трагедию получается вывернуть в комедию. На то и театр, чтобы сквозь слезы вызывать улыбку и смех. Он спасает и дает при любых тектонических сдвигах оставаться на плаву. Понимал это Пушкин. Точно знал Фоменко. Вовремя вспомнил и Цыганов. В конце концов, и чувством юмора можно освещать свой путь в сумрачном лесу. Авось и выход найдется.