«Новая вещественность» Николая Загрекова и русские художники

Работы «русского немца» Николая Загрекова (1897-1992) в Москве показывали всего лишь раз, в 2004-м. Та ретроспектива в Русском музее и Третьяковке оставила сложное впечатление: старались выставить как можно больше картин — получилось непонятно и не слишком здорово. Галерея «Наши художники», известная тщательно выстроенными экспозициями, решила внести ясность и определить место художника в истории по самым ярким и значительным его работам — в основном из его берлинского дома-музея.

Загреков, уроженец Саратова, недолго поучившийся в московском ВХУТЕМАСе у Машкова и Кончаловского, уехал из России в 1922-м вместе с женой-немкой. Адепт не слишком известного у нас европейского реализма 30-х — в его жестковатом немецком варианте — Загреков писал большие картины: с крупными, яркими, бросающими вызов пространству и зрителю фигурами. Эта новая фигуративность, выросшая из праха абстракции, в выражениях не стеснялась. В те годы в моде были резкость, граничащая с вульгарностью, нарочитость, беспощадный к себе и окружающим цинизм, отчаянный материализм. Тем, кто выживал между двумя мировыми войнами, спасался от сталинизма, нацизма, союзнических бомб, голода и холода, оставался один выход: превратить жизнь в демонстрацию, сцену, кабаре.

Загреков успешно просочился между Сциллой и Харибдой, исхитрился ничем не запятнать честное имя. Он даже помогал преследуемым ученикам без тягостных последствий для себя, благополучно пережил нацизм, писал портреты советских командующих, преподавал, выставлялся, построил дом, дожил в нем до глубокой старости, а благодарные потомки после его смерти устроили в этом доме музей. В России художника почти забыли, его имя даже не значилось в обширных списках «художников русской эмиграции», которыми то гордились, то стыдились. Его до сих пор считают скорее немцем, чем русским, а в 1973-м он даже вошел в список выдающихся граждан ФРГ.

Чтобы глубинная связь Загрекова с родиной была видна каждому, галерея «Наши художники» одолжила у Третьяковки и Русского музея картины его современников из СССР: «Беспризорников» Федора Богородского, страшный, как смерть, портрет Владимира Маяковского работы Павла Соколова-Скаля, более благообразный, но все же довольно жесткий натюрморт Натана Альтмана, благостную колхозницу Владимира Малагиса, модных дамочек Владимира Одинцова, не слишком жизнерадостный автопортрет Георгия Ряжского. Рифмы получились простые и убедительные. Стоявшая на классовых материалистических позициях «новая вещественность» так близка ранним, еще не закосневшим в канцелярских согласованиях образцам соцреализма, что Загреков прямо на глазах превращается в своего парня. Будто и не уезжал никуда.
«Новая вещественность» Николая Загрекова и русские художники
Галерея «Наши художники», с 10 апреля