Последнее воскресение (2009 год)

23-летний толстовец Валентин Булгаков (Джеймс Макэвой), народник, вегетарианец и идейный, по заветам превратно понятой «Крейцеровой сонаты», девственник, поступает на службу личным секретарем престарелого Льва Толстого (Кристофер Пламмер). С дрожащими от воздержания руками и непрестанно чихая, юноша стремительно погружается в омут страстей, сотрясающих заполоненную паразитами и папарацци Ясную Поляну. Сподвижник Толстого Чертков (Пол Джиаматти), серый кардинал с канцелярской физиономией и неясными мотивами, прихватывая классика за локоток, умоляет его отдать свои произведения народу. Софья Андреевна (Хелен Миррен), лишенная прочих средств убеждения, картинно истерит и бьется за сохранение авторского права. В соседних Телятинках идеалы толстовства претворяет в жизнь организованное Чертковым то ли полуреволюционное движение, то ли секта, на рассвете занимающаяся дыхательной гимнастикой цигун. Сам же Лев Николаевич, утомившись от окружающего балагана, находит удовольствие лишь в половом воспитании своего молодого секретаря — тому строит глазки телятинская феминистка Маша. Дубляж должен произвести с английским байопиком Льва Толстого мало с чем сравнимую трансформацию, причем не факт, что негативного толка, — прямо на глазах фильм может поменять жанровую принадлежность.

В первые полтора часа из комедии фонем и неправильных ударений, несоответствия канонических профилей и буколических пейзажей разворачивающимся с их участием бытовым сценкам и, наконец, забавных любовных переживаний щеголяющего в шапке-пирожок героя Макэвоя складывается уморительнейшая карикатура на перипетии отечественной литературной жизни; в лучшие моменты — почти «Любовь и смерть». Запредельно серьезная концовка с историей великого ухода, впрочем, намекают на то, что комедию Хоффман ломал скорее нечаянно (что, собственно, и должен исправить дубляж, который наверняка щадяще избавит зрителя от макэвоевского «Машья!» и не дающегося здесь никому словосочетания «Yasnaya Polyana») — у всех резко вытягиваются лица, водевиль в саундтреке сменяется тревожными элегиями, злоключения молодых толстовцев отходят на второй план.

И тем не менее. Лев Толстой, на ходу подтягивая подштанники, вспоминает, сколько раз в юные годы спал с некой Катей. Софья Андреевна тоскует по славным 60-м, лазает по карнизам и вслух обвиняет мужа в платонической связи с Чертковым. Лев Толстой заразительно кукарекает. Его последователи дословно воспроизводят сцену из кинофильма «Карате-пацан». Чем бы на самом деле ни задумывали «Последнее воскресение» — комедией перевода или мелодрамой с мощной фиксацией на постельных фрустрациях героев, — после него и какой-нибудь наглый мэш-ап, допустим, «Лев Толстой и монахи Шаолиня», не будет смотреться кощунственно.