Зло не существует (2024 год)

Под нежную музыку композитора Эйко Исибаси перед нами открывается тихая и живописная деревенская Япония: девственные леса, окутанные пеленой белого тающего снега, реки и ручьи с кристально чистой водой, питающей не только здешние земли, но и местных обывателей, чьи предки переселились сюда много лет назад. Вскоре эти места, облюбованные животными, станут площадкой для крупной городской корпорации, которая собирает открыть глэмпинг — комфортную базу отдыха для вырывающихся на свободу горожан. 

Представить проект местным жителям приехали представители компании, тут же столкнувшиеся с беспокойством населения: оно в целом не против строительства, но над деталями нужно поработать. А деталей таких много. Как глэмпинг повлияет на оленью тропу? Кто его будет охранять? Как это скажется на малом бизнесе? И главное — почему очистные сооружения глэмпинга предполагают сброс отходов в реку? Свои сомнения очевидно не готовым к презентации проекта представителям компании высказывают старейшина, неравнодушные жители и Такуми — негласный лидер деревни, нелюдимый отец-одиночка, всякий раз безвозмездно помогающий соседям. Он живет в глуши, бесконечно колет дрова, питается энергией леса и воспитывает немного странную дочь Хану. В борьбе за благополучие деревни он постепенно теряет связь с дочерью, что приводит к непоправимым последствиям.

«Зло не существует» — новый фильм японского режиссера Рюсукэ Хамагути, дуплетом выстрелившего во время пандемии. В 2021-м его сборник новелл «Случайность и догадка» завоевал Гран-при жюри Берлинале, а спустя три месяца более известная работа, «Сядь за руль моей машины» по книге Харуки Мураками, получила приз за лучший сценарий в Каннах. В начале 2022-го Хамагути уже поднимался на сцену за «Оскаром» в номинации «Лучший иностранный фильм». Неожиданно быстрый взлет самобытного японского автора, чутко работающего со словом и прекрасно осознающего его силу, привел к тому, что на прошедшем Венецианском кинофестивале его фильм был одним из самых ожидаемых и, более того, получил Гран-при жюри — второй по значимости приз смотра. 

В этот раз за Хамагути говорят не слова — впрочем, их в ленте тоже много, — а образы. В первые 10–15 минут фильма зритель едва ли услышит хоть одно слово — все отдано на откуп силе величественной природы, в чью вечность так и норовит влезть человек. Человек вовсе не конкретный, а его собирательный образ: алчный, меркантильный, мыслящий лишь финансовыми категориями. Встреча мира живого и мира мертвого на территории будущего глэмпинга ни к чему хорошему не приведет, это ясно с самого первого мгновения. 

Экоповестка в японской культуре всегда была одной из самых приоритетных тем. Это касается и аниме (один из столпов шедевров Миядзаки, например), и авторского японского кино. Уж слишком много экологических катастроф пережила страна, чтобы лишний раз не напоминать об этом в современном искусстве. К тому же лучшая часть любого фильма Хамагути — диалоги — помогает открыть зрительские глаза на суть проблемы: одно, даже самое незначительное, изменение может повлиять на всю систему — не только природу как таковую, но и социальные настроения. Нарушение этого хрупкого баланса и становится камнем преткновения в споре между городским капитализмом и деревенскими жителями, искренне почитающими свою малую родину.

Однако есть в картине Хамагути и другой пласт, большую часть хронометража скрытый от пристального взора смотрящего. Личная история одичалого Такуми — не зря ведь он предпочитает глухой лес любой цивилизации — упрятана за семью замками, которые частично открываются лишь к финалу. Что произошло с семьей мужчины? Почему он все время забывает забирать дочку из школы? Что за семейные портреты висят в его доме? От чего он бежал? 

Слияние Такуми с природой — в сущности и есть тот самый ответ на все вопросы. Растворившаяся в бесконечно вечном семья будто переступает через людские склоки и мелочные игры, которые и являются тем самым злом, вынесенным в название. Для Такуми и Ханы зла больше не существует. А для всех нас оно существует, оно реально и осязаемо — это довольно хлесткая пощечина миру, постепенно забывающему о своих природных истоках.