Дом книги
Мультипликатор по профессии, свою единственную книгу Мариам Петросян писала
почти двадцать лет. Это 900 с лишним страниц мальчишеских фантазий в духе Владислава Крапивина, начитавшегося Карлоса Кастанеды. Сюжет настолько прост, что на книжку такого объема просто так его бы точно не хватило. В доме инвалидов живут
дети-школьники. Главные герои — харизматичные лидеры
и заводилы, которым к началу романа остается несколько
месяцев до выпуска. Этого момента боятся все — и мальчики, не бывавшие за пределами
двора уже десять лет, и воспитатели, для которых выпускной становится кровопролитной битвой. Поэтому до последнего и неясно, что же происходит
в кульминационный момент — то ли автор превращается из бытописателя в фантаста, вдруг перенеся коридоры дома в волшебный лес и населив его
оборотнями и ангелами, то ли мальчики таким образом
прячутся от действительности
в своих собственных фантазиях. Но к 400-й странице, полностью захваченный сложными
отношениями обитателей дома,
уже и не пытаешься в этом разобраться.
Вы не считаете себя литератором, тогда что для вас
книга «Дом, в котором…»?
Моя книга — это подведение
итогов большого отрезка собственной жизни. Я не садилась
писать именно книгу, сначала
была страсть придумывать
истории на основе прочитанного. То есть читались книги периода, ну скажем, викторианской
Англии. Я отыскивала все, что
относилось к викторианской
Англии, и когда прочитывала,
хотела добавить что-то свое. Рисовала персонажей, о которых
читала, или додумывала новую
историю. И вот только эта развилась во что-то большее, наверное, потому что в ней мало
подражания. Я склонна считать, что герои книги «Дом, в котором…» живые, потому что
я их не придумывала. Не знаю,
откуда они
взялись. Моей
задачей было выстроить
ситуации и просто следовать за ними. Поэтому можно сказать,
что книга далека от классических канонов.
Когда вы начали писать
свою книгу?
Началась война в Карабахе,
Армения находилась в блокаде.
Несколько лет у нас в городе
было темно, люди не работали,
обогревались печками, машины
не ездили, потому что бензина
не было. Жили на всякие пособия, по месту работы получали
помощь в виде круп, соевых
бобов, а хлеб был по карточкам.
Мы мало питались в то время. С одной стороны, всем было очень
тяжело, но, с другой стороны,
люди начали заниматься тем,
чем до этого не занимались.
Каждый пытался придумать
себе занятие, которое бы отвлекало его от тяжелой действительности. И серьезно писать я начала в этот период. Моя книга
была бегством от реальности,
мы все сильно переживали,
многие потеряли своих близких,
сыновей, братьев.
Персонажи имеют сходство
с реальными людьми?
Персонажи не списывались, не существует таких прототипов
в реальности. Они взялись сами
собой, я начала придумывать
историю про мальчика и его
отчима. Подросток просто попадал в школу, и я описывала
его переживания. Это был прототип Курильщика, в дальнейшем он претерпел изменения.
А потом вдруг появились эти
персонажи и заполонили главного героя. Можно сказать, что
в финальной части, в эпилоге, я сделала небольшой реверанс в сторону этого образа с отчимом, с которого все начиналось.
В этой точке вернулась немного
к самому истоку.
У вас был общий замысел
всей книги?
Мне часто говорят, что книга
состоит из фрагментов, это
закономерно, потому что так
она и писалась, как мозаика.
Это напоминало рассказы,
связанные общей темой. Возраст менялся, стиль менялся,
отношение к жизни. В дальнейшем мне самой стало интересно, насколько из этого можно
сделать что-то целостное. И до недавнего времени эта задача
не была решена. Только вопрос
о публикации заставил меня дописать финал. Если бы книгу не издали я бы ее писала до конца
жизни, так и собиралась.
Как же она добралась до издательства?
В 1998 году я оставила четыре
распечатки промежуточного варианта в Москве своим близким
друзьям. Книга увидела свет
через Айлиту Семеновну Зубрилову, удивительную бабушку,
которая всегда поражала нас с мужем отсутствием догматичности. Через нее распечатка
попала в руки к людям, которые
мне позвонили в 2007-м и предложили издать книжку. Я согласилась практически сразу,
потому что поняла, что это
единственный шанс ее дописать.
Два года ушло на продолжение.
Интервью: Александр Чуев
Мариам Петросян
«Дом, в котором…»
«Гаятри»/Livebook