Интервью: Петр Белый | Арт | Time Out

Интервью: Петр Белый

Дарья Агапова   13 июня 2008
4 мин
Интервью: Петр Белый
Петр Белый рассказал, как в его инсталляции пробрался деревянный мальчик.

В Галерее Марины Гисич открылась «Библиотека Пиноккио». Петр Белый рассказал Дарье Агаповой, как в его инсталляции пробрался деревянный мальчик.В новом зале на первом этаже галереи Петр Белый сколотил высокие стеллажи с деревянными книгами-поленьями, которые невозможно читать. По мысли автора, вундеркинд Пиноккио напоминает архитектора-мечтателя из поколения 60-х годов, который надеялся переделать мир с помощью прекрасных идей, а понастроил блочных многоэтажек. Изначально La Biblioteca di Pinocchio делалась для миланской галереи Pack, а ее реплика вскоре будет показана в Нью-Йорке.

«Библиотека» продолжает долгоиграющий проект Белого «Мемориальное макетирование», для которого художник создает парадоксальные «макеты прошлого» — то спальных районов, то лагерных бараков, то разведенных мостов. В нарочито трэшевых инсталляциях Белому уже несколько лет удается улавливать последние вздохи ушедшей эпохи и ненадолго чинить крылья романтическим иллюзиям. Обшарпанные стены еще не отремонтированного зала галереи сыграли художнику на руку. Напоминает одновременно о келье сумасшедшего ренессансного гения и о закрытых спецархивах советских времен. В тексте к выставке куратор говорит, что прошлое связано с разочарованием, а будущее — с надеждой.

Считаете, это универсальная формула?

Идея макета как такового — создание иллюзии того, что мы смотрим в будущее с оптимизмом. Вот, например, макет башни «Газпрома» пытается внушить нам, что будущее красиво. Хотя будущее сулит нам, в конце концов, небытие, принято смотреть в него с надеждой. И макет — это иллюстрация надежды. А если делать макеты прошлого, получается иллюстрация разочарования. Мы уже знаем результат. Мы видели макеты 60-х годов в полуразорившихся архитектурных институтах. Все уже обветшало и развалилось.

Это та утопия, которая была мечтой о новом мире, а теперь превратилась в руины?

Да. Это основная схема: надежда — разочарование — опять надежда — опять разочарование. Так ведь и в жизни происходит: мы хотим, например, поехать в отпуск, а потом… ну, съездили, ну и что? Вообще-то современное искусство почти всегда скучно. Вот и тут тоже — скучно. Понятно, что зритель хочет что-нибудь разглядывать, и для этого разумно прибавлять какую-то деталь. Эстетическое наполнение годится только для зрителя очень опытного и «насмотренного». А обыкновенной публике нужен сюжет, литература, которая сопровождает визуальный ряд и дает ключи к пониманию.

Отсюда Пиноккио появился?

Сначала я придумал ритм деревянной библиотеки. Потом подумал, что неплохо было бы, чтобы деревянные книги читал деревянный мальчик. А потом на это «нарос» образ архитектора-шестидесятника, который меня всегда привлекал,— образ человека невероятных, но совершенно ненужных знаний. Поколение моих родителей получило очень хорошее образование, интеллектуалы, умницы, а построить ничего не смогли — одни девятиэтажки, типовые проекты.

Почему Пиноккио, а не Буратино?

Потому что официальным заказчиком этого проекта были итальянцы. И проект, пока развивался, получил итальянский запах и вкус. Мне это нравится, потому что Италия для нас напрямую ассоциируется с классикой.

С руинированной классикой.

Да, и этот проект — тоже шершавый, состарившийся. Это с одной стороны — библиотека, а с другой — храм. Отсюда такое деление пространства «колоннами» стеллажей на «нефы». Тут много может быть ассоциаций. Есть основная идея, которую я реализую. Но я очень рассчитываю на силу материала и самоорганизацию.

Где вы берете деревяшки?

Этому дереву примерно 200 лет, это «черный пол» дома на Сенной, идущего на капремонт.

А в Милане как это выглядело?

Это было гламурное старое дерево, очень аккуратное и красивое. Там оно выглядит как дизайнерский объект. Этот проект — многослойный. За границей у него одна история, здесь — другая.

Жестяные «папки» — это новая часть проекта?

Я их называю архивом «Штази». Я прочитал недавно, что длина полок архивов этого восточногерманского КГБ составляет 189 километров. Туда приходят люди, они могут заказать свое дело, но сразу им его не дают, сначала вынимают часть документов. Это делается не из соображений секретности, а чтобы предотвратить воздействие этой информации на современную жизнь.

Чтобы не начали мстить соседям-доносчикам?

Основное требование — не раскрывать личную жизнь. Любовников и любовниц прячут, а друзей-доносчиков оставляют. И время от времени в залах слышны эмоциональные возгласы читающих:«Ах ты, сука! Вот кто, оказывается…». Мне понравился ритм бесконечных полок с делами.

С появлением Буратино у проекта возникает оптимистический контекст. Он, что называется, хорошо кончил.

Да. Я хотел сначала повесить тут холст с очагом и дырочку от носа в нем провертеть, а сквозь нее — вид на гламурный мир. Но это было бы шуткой. А мы ведь страшно серьезные люди.