Три вопроса Татьяне Москвиной

Для рядового читателя пьесы Островского связаны с пресловутым «женским вопросом». Насколько он актуален в нынешнем эмансипированном обществе? Дело в том, что у Островского нет «рядовых читателей», потому что у драматургии их нет в принципе. Посмотрите рейтинги книжных магазинов: в прозе лидирует запредельная херня, а по разделу драматургии – сплошь титаны, все по справедливости. Драматургию не читают профаны – только люди, так или иначе связанные с театром. Но «рядовые зрители», которые смотрели картину Рязанова «Жестокий романс», конечно, могут считать, что Островский (если они вообще запомнили эту фамилию) писал о бедных обманутых девушках. Они не так уж и не правы. Островский дико сочувствовал бедным обманутым девушкам, которых почему-то не становится меньше, несмотря на всю эмансипацию. В сущности, эмансипация – это такое положение вещей, когда вдобавок к семейному ярму заставляют работать не только крепостных крестьянок, как раньше, но всех женщин вообще. Разве это решает «женский вопрос»? Еще больше запутывает. Во всяком случае, в Молодежном театре сейчас играют пьесу Островского «Поздняя любовь» (весьма хороша в главVI Независимая петербургская книжная ярмарка, 26–27 марта, «Эрарта» ной роли Эмилия Спивак) – и никаких проблем с восприятием коллизий пьесы у зрителя нет. У Островского, как мне кажется, была при всей остроте восприятия жизни некая аллергия на «актуальность», на пену дней, на то, о чем пишут газеты. Он интересовался тем, что основательно, прочно: семьей, бытом, имуществом, любовью, трудом, достоинством, Богом.
Если бы вы были режиссером, то какую пьесу Островского хотели бы поставить? Я бы поставила потрясающую историческую хронику «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», но не в театре, а для телевидения. Эту пьесу редко ставили, она не заигранная, в ней множество прекрасных ролей и сильная центральная мысль: о том, что Россия не примет ничего, что выработано не ею, не внутри ее самой, даже если это общечеловеческие идеалы. Дмитрий Самозванец – просвещенный реформатор, почти что идеальный царь – гибнет от рук толпы, которую подстрекает клятвопреступник и лжец Василий Шуйский. Но он – родной этой земле, а Дмитрий – чужой. Это очень сильно можно сделать, если, например, Шуйского сыграл бы Алексей Петренко, а Дмитрия, скажем, актер Студии театрального искусства Алексей Вертков. Очень бы хотелось увидеть пьесу «Воевода» с Никитой Михалковым в главной роли. Пусть бы сам и поставил или снял! Это чудесная вещь и страшно современная, ведь наше сегодняшнее государственное устройство очень напоминает XVII век, когда происходит действие «Воеводы».
Типы Островского – встречаете ли вы их в современной жизни? Александр Николаевич Островский создал целую страну, сотни персонажей, поэтому встретить их немудрено: пока что миллионы людей говорят на русском языке и живут русской жизнью. Вспомните, к примеру, как разговаривала Нонна Мордюкова. Чистый Островский! Что до типов, то они на каждом шагу. Вот Егор Дмитриевич Глумов из «На всякого мудреца довольно простоты». Разве мы не видим его, молодого подлеца, в разных губернских правлениях, да и в администрации президента? А «самодуры» Островского – куда они делись? Никуда не делись, только пересели из карет в дорогие иномарки и спесиво мчат по Тверской в какой-нибудь «клуб». Но приглядимся – это наш Тит Титыч Брусков, он, голубчик. Живы, хотя несколько спрятались-притаились, женщины, похожие на героинь Островского, – простодушные, искренние, любящие, с «горячим сердцем». Куда ж без них! Тогда миру не быть, если женщин с «горячим сердцем» не станет. «Чем же и свет стоит? Правдой и совестью только и держится» – сказал царь Берендей в «Снегурочке». Для меня Островский – идеаль- ный русский человек. Идеальная русскость. Не насильственное совмещение диких крайностей, а сложная и прекрасная гармония. И личностного устройства, и художественного мира. Об этом я и постаралась написать в своих очерках.

Татьяна Москвина «В спорах о России: А. Н. Островский»