Отцы. Интервью с Дмитрием Дюжевым и Виктором Сухоруковым
Когда отшумят блокбастеры и забудутся проходные комедии, окажется, что «Остров» каннского лауреата Павла Лунгина — самый выдающийся русский фильм этого года. Он вообще как будто не из нашей реальности. И дело не в том, что в фильме показана жизнь монастыря на одном из Соловецких островов — прямо скажем, не самая любимая современным кино тема. Больше всего в этой картине поражает приятное послевкусие и жажда жизни, с которой выходишь после просмотра, — привести душу в такое состояние не каждый сможет, даже пойдя в церковь и покаявшись.
Сюжет фильма прост, как и положено притче. В прошлом совершивший убийство аскет Анатолий (Петр Мамонов) истово верует и замаливает грех, исцеляя больных, изгоняя бесов, испытывая молодого отца Иова (Дмитрий Дюжев) и возвращая на истинный путь веры настоятеля отца Филарета (Виктор Сухоруков). И, конечно, будет прощен.
«Остров» — это бенефис Мамонова. В его исполнении старец Анатолий — не благостный святой, а противоречивый персонаж, смущающий своим поведением не только братьев-монахов, но и зрителя. Так что первые полчаса фильм смотрится антиклерикальной сатирой на канонический образ православного священника. Дюжев, играющий попа-толоконного лба, и Сухоруков, в роли уставшего от всего настоятеля, своим появлением в кадре только оттеняют величину героя Мамонова.
Сухоруков говорит, что в сценарии «Острова» три священника были равноправными персонажами, но Лунгин перетряхнул историю и вытащил на первый план отца Анатолия, пожертвовав некоторыми удачными сценами с отцом Иовом и Филаретом. Отчасти поэтому, готовя материал по «Острову», мы дали высказаться только Дмитрию Дюжеву и Виктору Сухорукову Уверены, что Петр Николаевич Мамонов не обидится, — своей ролью в «Острове» он сказал гораздо больше, чем мог бы в любом интервью.
Сейчас очень мало пьющих актеров. Особенно среди молодежи
Анна Федина: Что вы чувствовали, поднимая в финале «Острова» на гору крест? Вы помнили в этот момент о библейских событиях?
Дмитрий Дюжев: В фильме мой герой, отец Иов, еле терпел выходки юродивого отца Анатолия и только после его смерти понял, что все время, образно говоря, был на испытании и что все это делалось ради того, чтобы отец Иов умерил свою гордыню и пошел по пути смирения. Потому что путь к смирению — путь к святости.
А.Ф.: Среди всех героев, которых вы переиграли, кто, по-вашему, наиболее близок к герою нашего времени?
Д.Д.: Наверное, сначала нужно понять, кто этот герой. А современникам всегда сложно ответить на этот вопрос. Сейчас появилась некая формация новой России, но ответственно определить, кто именно сегодня является героем, я не берусь. Могу только сказать, каким мне бы хотелось его видеть: русским, православным, борющимся за справедливость и защиту народа. Потому что сейчас очень много идет разговоров о толерантности, примирении вероисповеданий и терроризме, но, может быть,это тоже имеет отношение к дележке каких-то благ.
А.Ф.: Насколько ваши детские представления об актерской профессии совпали с тем, что вы сами пережили?
Д.Д.: Я, как сын актера, с детства изнутри профессию видел, но жизнь за последние 20 лет сильно изменилась, поэтому изменились и условия, в которых работают актеры. Если раньше почти не было кино и актеры жили только театром и нередко выпивали, то сейчас очень мало пьющих. Особенно среди молодежи. Организм артиста постоянно должен быть наготове, потому что нередко работа в театре пересекается со съемками в кино и на телевидении. Надо уметь вовремя сконцентрироваться и выдать качественную работу. Так что вести распущенный образ жизни просто не получится.
А.Ф.: А как вы живете с недавно приобретенным статусом кинозвезды?
Д.Д.: Устал от желтой прессы. Вот я пошел смотреть квартиру, чтобы, может быть, если все сложится, ее купить. На следующий день вышла статья: «Мы поздравляем Дмитрия с покупкой квартиры!„. А я после этого иду в мэрию со словами “Помогите мне купить квартиру и получить прописку. Ну нет у меня таких гонораров„. А они мне в лицо газету: “Так вот же, вас уже поздравили с покупкой. Что же вы от нас еще хотите?„ Это называется западло. С другой стороны, статус звезды дает тебе возможность выбора: тебе могут предложить какой-то иной материал.
А.Ф.: Как по-вашему, известность обязывает строже к себе относиться, ведь есть шанс, что поклонники будут повторять поступки звезды? Или актер, как и остальные, имеет право на слабости?
Д.Д.: Ответственность, конечно, есть. Станиславский говорил, что уважение актера к театру должно проявляться не только внутри театра, но и в его личной жизни. Актер несет имя театра и вообще своей профессии. А так как ты не можешь оставаться незамеченным, ты уже не имеешь права позволить себе какие-то излишества.
А.Ф.:И чего вы себе не позволяете?
Д.Д.: Выпить лишнего, вести себя несобранно. Ты постоянно ловишь на себе изучающие взгляды, поэтому ты должен своими словами и поступками нести какую-то мысль. И хорошо бы, чтобы это была мысль светлая, нужная людям.
А.Ф.: Как же вы расслабляетесь?
Д.Д.: Никак. Даже за границей забыть о контроле не получается, потому что везде находятся люди, которые видели фильмы с моим участием. „Бригаду“ на несколько языков переводили, и я в Бельгии, Германии, Англии и Америке встречал местных жителей, которые знали этот сериал.
А.Ф.: А спрятаться от всего этого не хочется? Вы как-то несколько дней прожили в монастыре, не по этой ли причине?
Д.Д.: Нет, скорее дело было в желании осознать, к чему мы стремимся, зачем живем. Чем ближе ты к таинствам, исповеди и причастию, тем менее страшно переходить в иную, вечную жизнь.
А.Ф.: Вы уже задумываетесь о том, как будете переходить в вечную жизнь?
Д.Д.: А ты не думаешь о том, что сегодня не доедешь вечером до дому?
А.Ф.: Все возможно, но…
Д.Д.: Так вот — „все возможно“ — ты не ответишь на суде перед Господом Богом, когда Он спросит тебя: “Ты же знала о смерти. Почему ничего не сделала, чтобы к ней приготовиться?„ Незнание закона не освобождает от Страшного суда.
А.Ф.: Вы руководствуетесь такими же принципами при выборе ролей?
Д.Д.: Конечно, я за все несу ответственность.
А.Ф.:А как же ваши работы в „Бригаде“ и „Жмурках“?
Д.Д.: Мы же понимаем, что существуют и такие люди. Если тебя интересуют деньги, самоутверждение, личное благо, то можно дойти и до такого состояния. И в фильмах мы смеемся над этими людьми.
А.Ф.: Как вы относитесь к насилию в кино и на телевидении, которого, по распространенному мнению, сейчас слишком много?
Д.Д.: Я бы, может быть, даже больше показывал передач и фильмов о наркомании, преступниках и жестокости. Это очень полезно действует, особенно на молодые организмы. Как отрицательный пример, конечно же. Побывав однажды в обезьяннике, человек не захочет туда попасть второй раз.
А.Ф.: При этом все ваши антигерои очень обаятельные люди.
Д.Д.: Они и не должны быть неприятными, зритель же тогда не будет на них смотреть. В любом случае „Бригада“ и „Жмурки“ — это нравоучительные истории. Мы видим, чем закончили эти люди и каковы были их ценности. Главное — вовремя одуматься. Я знаю людей, которые вели себя подобно моим героям, но в какой-то момент почувствовали, что их окружают ангелы. И если ты не хочешь признавать этого ангела, он ходит за тобой и плачет. А может быть, за тобой ходит чертик, и это тоже нужно осознать.
А.Ф.: Кто за вами ходит?
Д.Д.: У меня… да… и ангелы, и чертики, все
со мной…
А.Ф.: Нестрашно брать на себя ответственность в таком, прямо скажем, не слишком преклонном возрасте учить других людей жизни?
Д.Д.: Учат же людей выпускники пединститута. Но я бы не сказал, что я учу людей. Я показываю зрителям хороший или плохой пример. Это единственное оправдание актерской профессии перед православием.
Тоска не прибавляет ни здоровья, ни друзей, ни денег
Кирилл Алехин: Говорят, что у Павла Лунгина есть особая манера работы. После команды „Мотор!“ он засыпает, актеры начинают импровизировать — ну и в кадре появляется жизнь.
Виктор Сухоруков: Вы не первый, кто мне рассказывает эту историю. Но я ее не могу подтвердить. На съемках „Острова“ Лунгин не спал. Как Лунгин мог спать, когда он сам не мог разобраться, как снять эту историю? Сняв четверть фильма, он вдруг кидает все в корзину, приходит на своих коротких ножках, весь такой упакованный в телогрейки и шубы-дубленки, и, заикаясь, говорит: „Я нашел кадр!“ И мы все начинаем сначала. Какая может быть дрема?
К.А.: Все пытаются вас раскусить: на сцене вы — шут, а по жизни-то как? Пока разоблачение не удавалось. Начну с изнанки: где вы живете?
В.С.: Рассказываю. Недавно меня начали спрашивать: “Ты где настоящий, а где нет? Ты играешь роль или как?„ Я поначалу даже оскорбился. Это что же, у меня лица собственного нет? Но после обрадовался тому, что не могут во мне разобраться собеседники. Если я все о себе расскажу, ко мне уже никто не придет. Пока есть у людей интерес ко мне — я живу. Вот недавно приехал из экспедиции, а меня соседка встречает: “Совсем вы здесь не живете…„ “Как не живу? — говорю. — Живу!„ — “У вас окна-то все время погашены…„ И я удивился тому, что, оказывается, они следят за тем, горит ли свет в квартире Сухорукова! Как людям хочется впрыгнуть в это окно, войти в эту дверь! И я ее открываю: заходите. У меня очень аскетичный, чистоплотный дом. Когда я уходил из той жизни под названием Петербург, я не взял с собой ничего…
К.А.: По легенде, в Москву на ПМЖ вы вернулись совсем без вещей.
В.С.: Да какие легенды! Я взял с собой ковер, который мне на 50-летие подарил Олег Меньшиков, и подушку. Я долго копил деньги на квартиру в Москве, мне помогли ее купить, отремонтировать, и вот после ремонта стоит огромная квартира… Пустая! Я настолько ничего не взял, что, даже когда мне понадобился штопор, чтобы отпраздновать переезд, штопора не было! Мы пили водку за мое здоровье прямо на подоконнике. Я месяц спал на этом ковре, укрываясь пуховиком. Я решил, что в Москве начну с начала. В московской квартире — все новенькое. Ложка, вилка, ножик, дверь, почтовый ящик… Сегодня меня спросили: а как у вас оформлена спальня? Рассказываю, что у меня огромный сексодром, и первое, что я вижу, открывая глаза, это фотопортрет улыбающегося всеми мышцами человека на стене. Угадайте, кто это.
К.А.: Вы?
В.С.: Я! Я просыпаюсь, смотрю на себя улыбающегося и сам улыбаюсь: это физическое упражнение. Не тоскуй, потому что тоска не прибавляет ни здоровья, ни друзей, ни денег. Ну вот в связи с фильмом „Остров“ я стал часто рассказывать о чудесах. Мы случайно встретились с Петром Мамоновым в одной незаконченной киноистории. Фильма не произошло, но мы с Мамоновым сдружились, нашли общие темы. И когда через десятилетие случилась очередная работа Лунгина и Мамонова —
фильм „Остров“ — Петр говорит: „Вызывайте Сухорукова!“ Павел Семенович был в сомнениях: “Да какой он монах, окстись!„ И Мамонов шепотом объясняет: „Вы его не знаете“. В результате я впервые за много лет жизни прохожу кинопробы, потому что я очень хотел сыграть эту роль. Чувствовал, что, если я роль схвачу, у меня будет возможность показать еще одного Сухорукова — благостного и умиротворенного, без истерик и вздрагивания телесного… Это тоже Сухоруков. Такой, какого вы не знаете и знать-то не хотите, потому что когда меня спрашивают об аптеке, унитазе, о спальне — это не Сухоруков. Это некие обывательские условия существования.
К.А.: …которые формируют личность.
В.С.: Как они могут формировать личность? Зубная паста не формирует человека, и отсутствие пасты не формирует. И то, чем холодильник забит, не формирует. У меня там сейчас стоит пять бутылок коньяка, но Сухоруков не пьет этого коньяка!
К.А.: А что формирует этого человека?
В.С.: Люблю рыбу. Пирожные. Сластена до неприличия! Давным-давно бросил пить: устал, выпил свою цистерну… Зачем его
расшифровывать, этого Сухорукова, если он так прекрасно существует в профессии? Пятнадцать лет назад я играл в „Бакенбардах“ фашиствующего лидера группировки. Сегодня вдруг сыграл монаха Филарета. Какой путь блистательный! Что из себя представляет Сухоруков? Одержимость. Жертвенность. Терпение. Непредательство. Для меня это как программа жизни.
К.А.: Жертвенность, терпение?.. Все это как-то невыгодно.
В.С.: Я отказался в свое время от участия в бондиане, потому что у меня были здесь обязательства. Жертвенность в том, чтобы уметь отдавать, чтобы не жадничать. Пройдет немного времени, и я, отказавшись от Бонда, сыграю Павла. И сегодня я часто выбираю, может быть, меньшее. То есть вместо пятерки беру рубль. Но знаю: послезавтра у меня этот рубль вырастет до десяти. По ролям это так: мастеру я предпочту дебютанта, потому что за ним — будущее. Мне в этом году 55 лет, в фильмографии — 55 фильмов. Меня спрашивают: а какие любимые? Да нет любимых, есть значимые! И я выбираю те, в которых мне было тяжело, — это “Комедия строгого режима„, “Про уродов и людей„ и “Бедный, бедный Павел»… Сегодня я могу добавить к ним фильм «Остров». Потому что я там впервые сыграл усталость. Открыл для себя нового себя. Вот он какой, Сухоруков: открывать и открывать! Сухоруков суть сто дверей!
К.А.: Красиво говорите.
В.С.: Открывайте эти двери. Я не против.
К.А.: Люди к шестому десятку уже успокаиваются. А вы — нет, из вас энергия бьет. Вот все и пытаются выяснить: в чем секрет?
В.С.: Нет тут секрета. Просто они уже успели накататься на карусели, а я опоздал.
К.А.: Наверстываете?
В.С.: Люди моего поколения обрюзгли, они все дедушки и бабушки. Я отличаюсь от ровесников поведением, но только потому, что всегда опаздывал. А опаздывая — моделировал свою жизнь не так, как надо бы. Все время сбой, сбой, сбой! — и вот этот сбой уменя уже на биологическом уровне. Родился, женился, дерево посадил… Нет этой программы в моей жизни только потому, что я все время догонял. И оказывается, мое отставание задержало старость, а остальные
быстрее приблизились к могиле. Я не знаю, чем у меня все закончится. Может, в один момент скукожусь. Задеру ногу, чтобы сделать шаг, — и рухну. Но мне это уже не важно, мне главное — что я сегодня «смастерился», удался. Что мне еще надо?