Александр Ровер: «Александр Колдер дал скульптуре движение»
Внук пионера кинетического искусства, президент Calder Foundation Александр С. Ровер, рассказал Time Out о том, как рос рядом с дедом, и почему выставка в Пушкинском — особенная.
Вы основали Calder Foundation, когда вам было всего 24 года…
Я основал фонд в 1987-м с целью собрать и задокументировать все работы, посвященные Александру Колдеру, и на данный момент у нас в каталоге больше 22 000 единиц, и еще большой архив — 100 000 писем, документов и фотографий, сотни книг и целая библиотека пленок. Весь этот архив — бесценный ресурс для кураторов и исследователей, которым интересны жизнь и творчество Колдера. Я горд тем, что в дополнение к выставкам, которые я за последние три десятка лет курировал и организовывал, мы некоторые время назад занялись и образовательной программой — делаем лекции, открытые семинары, перформансы и многое другое.
Управление фондом как-нибудь повлияло на ваше отношение к творчеству деда?
После 28 лет такой активной деятельности и после того, как я вырос рядом с дедом, я должен сказать, что мое представление о его творчестве стало только глубже.
Что, по-вашему, стоит знать людям, не слишком глубоко погруженным в сферу современного искусства, чтобы понять работы Александра Колдера?
До Колдера скульпторы работали с «почтенными», устоявшимися за века материалами — бронзой, глиной и камнем. Когда дед начал использовать материалы индустриальные — стальную проволоку, тонколистовой металл, прошитый болтами, — он переосмыслил саму суть искусства скульптуры. Его радикальный подход шокировал даже участников авангардного движения 1920-30-х в Париже. Используя проволоку, он сделал трехмерные объекты прозрачными и невесомыми (условно, конечно). Никто такого раньше не видел. А изобретя мобиль, он не только освободил скульптуру от вечного пьедестала, но и дал ей движение, таким образом наполнив пространство энергией и решив проблему презентации действия, которой были так озабочены художники начала ХХ века.
Есть ли на выставке работы, с которыми у вас связаны какие-нибудь особые истории? И делал ли когда-нибудь дед работы специально для вас?
Мой дед славился щедростью. Когда его в студии навещали друзья, знакомые и коллеги, он часто делал им подарки — это могли быть и ювелирные украшения, и рисунки гуашью, — но потом выпроваживал их через 15 минут. А вот внукам он разрешал тереться в студии, и я помню, с каким интересом он объяснял мне процесс работы: почему сначала делается что-то одно, а уже потом другое. Счастливее всего он был, когда работал. Мне кажется, это видно и по его скульптуре.
Колдер известен прежде всего своими мобилями и стабилями, но немногие знают, что он еще экспериментировал с музыкой и звуком в целом…
Колдер часто обращался к таким понятиям и явлениям, как перформанс, звук, инсталляция, повторно используемые материалы и даже участие зрителя — более того, он наполнял свои работы понятиями присутствия, отсутствия и невещественности, что делало его творчество как нельзя более современным. Помимо многих других великих умов своего времени Колдер сотрудничал со своими друзьями — с композиторами Эдгаром Варезе, Эрлом Брауном и Джоном Кейджом, с авангарным хореографом-постановщиком Мартой Грэм.
Истории и фильмы о вашем деде среди прочего передают его радость жизни, молодость духа в любом возрасте, его любовь к игре и творческим экспериментам. Как вам кажется, как бы он отнесся к современным технологиям и интернету?
Меня особенно восхищала в дедушке его преданность работе. В 1933 году он написал: «Точно так же, как создаются цвета или формы, могут создаваться и движения». Несмотря на то, что у него среди прочего был диплом инженера, работа его была построена на интуиции — только в своих масштабных уличных инсталляциях он применял строгий расчет, основанный на классических методах.
Как вы думаете, кто из сегодняшних молодых художников мог бы обратить на себя внимание Колдера? И вообще, что бы захватывало его сегодня?
Колдер объединял объект, зрителя и среду, которая обладает способностью меняться и привносит элемент возвышенности. И вот как раз вовлеченность зрителя — один из важнейших аспектов в работе многих художников сегодня, так что ему было бы с кем об этом поговорить.
Колдера много выставляют в общественных пространствах по всему миру — в парках, перед входом в крупные здания, на городских площадях. Сложно ли выставлять его работы в музее? Есть ли особенности у его московской выставки в этом смысле?
На самом деле огромное количество работ Колдер сделал для того, чтобы они «жили» в помещениях. К тому же мы делаем около десяти выставок Колдера в год — уже привыкли выставлять его в залах. Его работы понятны людям по всему миру, независимо от предварительной подготовки. Скажем так — он понятен и детям, и арт-профессионалам. А вот в России это первая его выставка такого масштаба. Мне хотелось как можно шире представить, чем же занимался мой дед, так что для меня она точно особенная.