Александр Любимов: «Я впервые обнаружил, что Штирлиц плачет» | Кино | Time Out

Александр Любимов: «Я впервые обнаружил, что Штирлиц плачет»

Анастасия Ниточкина   6 мая 2009
5 мин
Александр Любимов: «Я впервые обнаружил, что Штирлиц плачет»
Цветная версия «Семнадцати мгновений весны„, показанная по каналу “Россия», взорвала интернет — сторонники и противники раскрашенного Штирлица готовы вцепиться друг в друга.

Между тем те и другие послушно прильнули к экранам телевизоров. Собственно, этого и добивался идейный вдохновитель проекта Александр Любимов.



Как вы чувствуете себя в роли телекиллера — убийцы легендарного фильма, как назвали вас коммунисты Петербурга?


Да они какие-то антикоммунисты — по-моему, просто веселятся ребята. Меня еще в 1989 году настоящие коммунисты на своем пленуме ЦК назвали «гаденышем» за программу «Взгляд». Тогда это была политическая борьба, а к нынешней суете отношусь очень спокойно.


Но вы же наверняка рассчитывали, что новая редакция любимой картины вызовет бурю?


Наш канал вообще ориентирован на заметные проекты, за которые другие не берутся. Можно сколько угодно кричать, что мы посягнули на святое, но «Семнадцать мгновений весны» в последнее время не показывали на центральных каналах в прайм-тайм — это факт. Несмотря на то что сериал давно перерос своих авторов, стал абсолютно народным, его техническое качество перестало соответствовать сегодняшнему дню. Любимые персонажи стали героями анекдотов и рингтонов в телефонах, при этом смотреть на них в телевизоре стало просто невозможно — потерялась резкость, износилась сама пленка, поплыл звук, во время движения в кадре появилось мерцание и т.д. Зрители ведь даже не знают, что 20 процентов кадра раньше просто терялось на экране, поскольку невозможно было перевести изображение с кинопленки на телевизор без потери части изображения, — мы это обнаружили в процессе реставрации и сканирования исходных материалов. Я, например, впервые обнаружил, что в знаменитой сцене встречи с женой в ресторане Штирлиц плачет — этого просто не было видно.


Неужели у вас не было никаких сомнений в процессе работы?


Были. Главная проблема — не перейти в лубок, в попсу, а сохранить ощущение эпохи. Соблазн любого дизайнера сделать все ярко и красиво. Я вспомнил, как был потрясен, когда пришел в Успенский собор после реставрации: мне не понравились отреставрированные иконы. Я воспринял их как какие-то комиксы. Так что я не взялся бы за этот проект без разрешения самой Татьяны Михайловны Лиозновой.


Чем вы ее купили?


Она, конечно, сначала восприняла наше предложение настороженно. Но мы договорились, что если результат ее не устроит — остановимся.


То есть вы готовы были бросить работу на полдороге?


Весь процесс занял три года. При этом первый год — это скорее интеллектуальная работа художников, специалистов-историков и создание 1500 цветовых решений по соответствующему количеству сцен в сериале. На этом этапе действительно можно было остановиться, если бы вдруг Лиознова сказала, что двигаемся не в ту сторону.


А какова цена вопроса?


Сами посчитайте — от полутора до трех тысяч долларов минута. Сериал идет больше 12 часов. Плюс мы заново переделали первые три серии, потому что сначала они получились более грубыми. Все ведь начиналось как чистый эксперимент.


И вас немедленно обвинили в «гламуризации легенды».


Эти разговоры начались еще до показа первой серии. Люди были настроены, что мы изуродуем картину — сделаем ее гораздо ярче, типа «Обитаемого острова» или «Тараса Бульбы». А мы ориентировались на ар-деко и все краски приглушили. Вы сами-то смотрели?


А как же! И ощущения у меня сложные: цвет меня не убил… Но заставил предъявить фильму современные мерки, и мне стало скучно. Нарушилась стилистика документальности, раньше было пожестче. Но, в конце концов, это вкусовщина — потому что ребенок моей подружки, прильнув к экрану, воскликнул: «Ну, теперь-то, наконец, это можно смотреть». Ему понравилось. Раньше он не понимал, чем это кино нам так дорого.


Ради привлечения молодежи, в том числе, все и затевалось…


А еще я поймала себя на том, что не помню половину фильма, хотя мне казалось, что я знаю его наизусть.


Наши фокус-группы говорили то же самое. Гораздо объемнее стали побочные драматургические линии и эпизодические персонажи, каждый из которых, как оказалось, тоже имеет свою внутреннюю драматургию. Такой вот вышел неожиданный побочный эффект — фильм стал гораздо эмоциональнее. Так что теперь можно с уверенностью сказать, что мы подарили Штирлицу новую жизнь, увидите — его теперь будут крутить в прайм-тайм.


Я только так и не поняла, какого цвета у Штирлица глаза, он все время их опускал или отводил взгляд в сторону…


Мы сделали их свинцово-серыми — как у настоящего разведчика, — при некотором освещении они кажутся светло-карими, при другом — голубыми.


Как далеко в этом процессе восстановления вы лично можете зайти? Сможете раскрасить «Андрея Рублева» Тарковского?


За Тарковского я бы не взялся. Мне кажется, что авторский кинематограф, артхаус, нуар трогать не стоит. «Семнадцать мгновений весны» — это все-таки блокбастер, телесериал, массовое кино. Мы его просто чуть-чуть осовременили с помощью новейших технологий. В конце концов, если кому-то не нравится смотреть этот сериал в новом варианте — можно убрать цвет в телевизоре или купить на DVD черно-белый исходник.


Вам-то самому результат понравился?


Очень! А еще мы показали новую версию артистам, занятым в сериале, — им тоже понравилось. Нам это очень дорого.