Марк Тишман: «Я был лысым, с белыми бровями и ресницами»
Вы, наверное, второй лингвист в нашем шоу-бизнесе. Первый — Максим Галкин. Зачем вы променяли такую замечательную профессию (и востребованную!) на то, что принято называть «гадюшником»?
Галкин закончил филологический факультет МГУ, а я — факультет иностранных языков, так что не знаю, можно ли считать меня полноценным лингвистом. Да и учеба в университете, честно говоря, — всего лишь отмазка для родителей. Они ни за что бы не отпустили меня из Махачкалы, если бы я им сказал, что хочу выступать на сцене. И денег бы не дали. А поскольку к тому времени я успел уже полгода пожить в США (по обмену), очень прилично знал английский язык, что в 1996 году встречалось не так уж часто, да и школу закончил с золотой медалью, то получение «приличной», по их мнению, профессии открыло мне путь в Москву. Правда, университетские годы вспоминаю, как чью-то чужую жизнь. А вот в «гадюшник» меня действительно тянуло с детства, так что уже на третьем курсе я стал брать уроки вокала. Хотя сейчас в шоу-бизнесе я чувствую себя если не изгоем, то посторонним.
Почему?
Вот, скажем, проект «Две звезды» — это ведь не вполне шоу-бизнес, просто классное телевизионное шоу, в котором принимают участие замечательные артисты: Гришаева — моя драгоценная партнерша, Дима Харатьян, Дима Певцов — люди, имеющие условное отношение к шоу-бизнесу. В их компании мне комфортно и уютно. Это ведь не тот «гадюшник», который вы имеете в виду.
Что важнее для шоу-бизнеса — деньги, связи, везение? И какое место в этой системе координат занимает талант?
Деньги и связи крайне важны. Хотя в моем случае не было ни того, ни другого. Конечно, какими-то связями за годы учебы я успел обрасти — например, подружился с Андреем Фоминым, но эта самая большая моя связь в мире шоу-бизнеса ровным счетом ничего не значила. Везение? Как упертый я ходил на кастинги, но мне не везло: неудачи меня расстраивали. Я понимал, что должна быть какая-то лазейка, люди ведь тоже не дураки, они не будут слушать картонных безголосых артистов, и я знал примеры, когда именно талант помогал пробиться. Так что надежды я не терял и поступил в ГИТИС. И потом даже серьезно думал начинать карьеру в театре. Знаю, что на дипломный спектакль нашего курса — а это был мюзикл, — приходил Марк Захаров. Мне передавали, что он готов меня посмотреть.
Вы отказались от возможности попасть в «Ленком»?
Это решение далось нелегко. Я действительно хотел выступать именно на эстраде. Кроме того, будучи новичком, я наверняка затерялся бы в этом звездном театре. Так что я продолжил поиски лазеек: вел какие-то прямые эфиры на музыкальных каналах и пытался пробиться на конкурсы молодых исполнителей — «Фабрику» и «Пять звезд». Как видите, благодаря Константину Меладзе мой план сработал.
Так что до эстрады вы добрались не зеленым юнцом, у которого ветер в голове гуляет…
Да, многие к 30 годам уже заканчивают свою карьеру. Всем ведь известно, как создаются мини-звездочки — мальчиков и девочек сбивают в группы или дуэты… Что рекламируют на музыкальных каналах — прокладки, средства от прыщей, антиперспиранты и презервативы, то есть то, что в первую очередь необходимо в период полового созревания. Такими же должны быть и артисты — кумиры для тинейджеров. К 30 они уже выходят в тираж и никому не нужны. Но на мое счастье Первый канал и Константин Меладзе решили сделать продукт, рассчитанный на более широкую аудиторию. И на «Фебрике-7» мне нашлось место. Хотя были среди нас и тинейджеры…
Как все-таки ваше лингвистическое ухо воспринимает тексты, которые нравятся публике? Вы ведь сами себе пишете и тексты, и музыку, сильно ли приходится себя ломать?
Был период, когда казалось, что жанр хорошей песни умирает.
А что вы называете хорошей песней?
Я обожаю Стинга и позднего Челентано. Мне очень нравятся лучшие песни Пугачевой, которая, кстати, исполняла и стихи Цветаевой и Мандельштама. Константина Меладзе я считаю гением поп-музыки, может быть, покруче Элтона Джона. Сам я сочиняю без оглядки на вкусы публики. А вот в процессе шлифовки текста или аранжировки музыки иногда приходится идти на какие-то компромиссы. Но ведь это все тоже довольно условно. Сейчас моя песня «Я стану твоим ангелом», с которой я попал на «Фабрику», кажется мне наивной. А вот недавно был опыт. Песня «Вечер, холодно», которую похвалил Меладзе и даже сам ее очень грамотно свел на своей студии. Мы с ним сделали на нее ставку — нам казалось, что она взорвет радиоэфиры, а ее не разрешили поставить в эфир коммерческой радиостанции — мол, «медляк» сегодня не катит. А радио «Алла» закрутило ее до дыр.
А наоборот бывало?
Меладзе никак не мог придумать песню для Влада Соколовского и отдал ему мою «Ближе к небу» — так она оказалась самой ротируемой и принесла огромное бабло… Так что угадать сложно. Мне нравится эстетская, сложная музыка. Но с другой стороны, я боюсь как артист потерять в себе ребенка, заматереть и перестать писать легкие, простые песни. Да и композитором не могу себя назвать, потому что для меня композитор — это Верди. Я отдаю себе отчет, что большинство моих песен через сто лет и не вспомнят. Но сейчас, в повседневной жизни, они кому-то нужны. Если они спасают от плохого настроения, я счастлив.
А что вам дал опыт работы в ресторане?
Это гениальная школа жизни. Я научился обходить острые углы: надо ведь было заработать денег и не потерять при этом ни лицо, ни работу. А кроме того, это классная площадка для экспериментов, в том числе над собой. Репертуар-то довольно ограничен, и чтобы тебя не затошнило через три месяца, приходилось пробовать разные новые штуки. Я тогда впервые в себя поверил. И, кроме того, пообщался с удивительными людьми. Там играл живой джазовый оркестр, в котором работали маститые музыканты. Например, один старенький дяденька, который начинал еще биг-бэнде у Утесова. И в проекте «Две звезды» я вспомнил многие песни из своего ресторанного репертуара — «Пароход», «Эти глаза напротив». Еще мы с Нонной будем петь Иглесиаса «Натали» и «Оранжевый галстук», но это уже ближе к финалу, если дойдем. Должен сказать, что моя партнерша гораздо большая вокалистка, чем я. Недаром ее прапрадед пел в Ла Скала. У меня нет такой школы. Я скорее исполнитель в стиле Утесова, Джо Дассена или Шарля Азнавура.
Ну да, при этом вы — автор гимна «Вперед, Россия!», который похвалила даже супруга президента Светлана Медведева. Это песнь души или социальный заказ?
Это социальный заказ, который стал песней для души. Идея очень воодушевляющая — движение «Сокровища нации», которое должно открывать одаренных детей и помогать им. Когда ко мне обратились с просьбой поучаствовать в этом проекте, я находился на гастролях в Прибалтике, сидели с компанией вечером в ресторане. В какой-то момент в голове что-то щелкнуло — подошел к роялю и наиграл мелодию. Песня родилась за полтора дня и получилась неказенной, с человеческим лицом. Мне не стыдно. А кроме того, я действительно люблю свою страну. Я, конечно, не чистокровный русский — у меня бабушка еврейка, родилась в Румынии, на территории Украины попала в концлагерь, который освободила советская армия. Всю жизнь она боготворила эту страну. И меня так воспитала.
Кстати о детстве. Обычно люди, которые учились в музыкальной школе, потом говорят, что у них его просто не было.
У меня все наоборот. Музыкальную школу я динамил со страшной силой. Особенно сольфеджио. Меня даже перевели на хоровое отделение, которое считалось отделением для даунов — там собирались неудачники, которые ни на что другое не годились. Да и школу общеобразовательную я закончил «рекламно».
Это как?
Учителя меня тянули за успехи в самодеятельности.
Значит, золотая медаль — липа?
Отчасти. Я действительно поздно прочитал первую книжку, и то из-под палки. Помню, когда были каникулы, один час в день надо было посвятить чтению — для меня это был самый страшный час в сутках. Я хорошо знал английский и географию, все остальное — темный лес.
А производите впечатление образованного молодого человека.
Вы не первая это говорите. Я знаю свои слабые места. Например, в семье у нас не принято было слушать классическую музыку — наверстываю до сих пор. А в ГИТИСе однажды пришел на экзамен по зарубежной литературе, педагог обнаружил в моем образовании катастрофические провалы и с горечью сказал: «Марк, я-то считал вас самым умным на курсе». Было ужасно стыдно. Срочно пришлось прочитать формообразующие книги «100 лет одиночества», «Красное и черное», «Шагреневая кожа».
Надо же, недаром говорят, что внешность обманчива…
Мама рассказывает, что, когда я родился, по телевизору впервые показывали сериал «17 мгновений весны». И когда папа забрал нас с мамой домой из роддома, в гости пришла глубоко беременная соседка. Глянула на меня и в ужасе убежала. Я был лысым, с белыми бровями и ресницами, очень походил на Мюллера в исполнении Леонида Броневого. Кто мог предположить, что все не так страшно!
И теперь вы пытаетесь доказать своим родным, что не зря появились на свет?
Да нет. Мне приятно, конечно, что сумел переубедить своих родственников, которые не больно-то в меня верили. Но я в этом смысле не Чарли Чаплин, который все делал ради мамы, я что-то пытаюсь доказать в первую очередь самому себе.