Plan B: «Говорят, я прославляю насилие и бунт» | Музыка и клубы | Time Out
Музыка и клубы

Plan B: «Говорят, я прославляю насилие и бунт»

  7 августа 2012
4 мин
Plan B: «Говорят, я прославляю насилие и бунт»

Бен Дрю, более известный как музыкант Plan B, вырос в неполной семье посреди бедного района Форест-Гейт. Его папаша-панк-рокер собрал вещи, когда Бену было пять месяцев. Дальше все было по привычному шаблону о взрослении в неблагополучном районе, из которого его вырвала музыка. Дорога от каверов на Oasis до собственных сочинений в жанре хип-хоп и R&B оказалась короткой. В последнем скандальном видео «Ill Manors» Plan B выписывал индульгенцию юношам, которые год назад жгли машины, били витрины и выставляли лондонские магазины Apple. Выходило так, что у них есть на это право.

— Твой фильм «Ill Manors» рассказывает о проблемах бедных, почему одноименный клип именно о беспорядках?

— Выросло поколение, которое не чувствует себя частью общества, не видит перспектив, а значит, не боится судимости. Правительство не может с этим справиться. Тут нужно столько времени и сил, что проще закрыть глаза и попробовать забыть, что что-то случилось. А я хотел, чтобы не забывали. Поэтому я снял такой клип. Говорят, я прославляю насилие и подстрекаю к бунту. Но они и так бунтовали и разнесли полгорода, кого тогда я подстрекаю? Белых подростков из среднего класса? К бунту? Видео — такой же шок для системы, как и собственно беспорядки. Не надо их забывать. Не надо забывать, что парни выходят на улицы, бросают коктейль Молотова и устраивают адские беспорядки. Ведь они выйдут еще раз.

— О чем вообще кино?

— Я хотел рассказать вот что: когда тебе в новостях показывают событие, никому не интересно, что ему предшествовало. Это эффект домино, но когда ты читаешь об этом в газете, все внимание только к последней домино, но почему упали все предыдущие? Подросток ударил кого-то ножом, о нем пишут, что «жестокий малолетний преступник, тра-та-та», но как этот малолетний стал преступником? Что заставляет человека думать, что кого-то можно ударить ножом, если он знает, что это противоречит закону? Это вещи, которые я хочу понять. Одна из идей фильма — все мы всю взрослую жизнь пытаемся исправить то, что, пока мы были детьми, сломали в нас или родители, или кто-то еще.

— Самые душераздирающие роли в твоем фильме: наркоманка Мишель, которая торгует собой возле кебабных и пабов, чтобы расплатиться с долгами; русская проститутка Катя, еще одна женщина-жертва Джо. Тебя не удивило, что фильм назвали женоненавистническим?

— Пресса говорит, что в фильме ни одного сильного женского характера, но я вам хочу сказать, это улица. Это мир мужчины, и тут нет сексуального равенства, позволено продавать наркотики и заниматься сутенерством. Но женоненавистнический — это вряд ли. В моем фильме все проблемы возникают из-за тупых мужиков, у женщины же просто нет выбора.

— Какая роль была самой сложной?

— Это Катя, поскольку в жизни у нее все страшнее, чем в кино. Я смягчил углы, потому что боялся добиться противоположного эффекта — вместо сопереживания могло возникнуть полное отторжение.

— Где позитивная повестка? Не похоже, чтобы в твоем кино были какие-то решения.

— Я предлагаю понимание. Решения могут возникнуть, только когда оно есть. Взять беспорядки. Общее мнение такое: «Ублюдки жгли машины и грабили магазины, запереть всех в тюрьму, а лучше свезти на остров и ядерной бомбой по ним». Да, посадите их в тюрьму, но они вернутся оттуда еще более страшными животными.

Думаете, беспорядков больше не будет? Решение возникнет тогда, когда мы поймем, как эти подростки доходят до точки, после которой их уже не слишком волнует собственное будущее. Когда мы разберемся, сколько еще людей растет в такой же обстановке. Мой фильм объясняет, почему беспорядки повторятся снова и снова.

— Ты язвителен в отношении медиа, но не правительства.

— Правительству тоже достается, но ни один политик не собирается ничего менять в этой долбаной стране. Мы должны сами сделать это. Мы слишком прислушиваемся к медиа, не только средний класс, все те, кто ниже по социальной лестнице. Мы относимся друг к другу как к животным, это действительно межклассовая война, но нет прямого контакта — никто не пробует начать разговор.

Бен Дрю, более известный как музыкант Plan B, вырос в неполной семье посреди бедного района Форест-Гейт. Его папаша-панк-рокер собрал вещи, когда Бену было пять месяцев. Дальше все было по привычному шаблону о взрослении в неблагополучном районе, из которого его вырвала музыка. Дорога от каверов на Oasis до собственных сочинений в жанре хип-хоп и R&B оказалась короткой. В последнем скандальном видео «Ill Manors» Plan B выписывал индульгенцию юношам, которые год назад жгли машины, били витрины и выставляли лондонские магазины Apple. Выходило так, что у них есть на это право.

— Твой фильм «Ill Manors» рассказывает о проблемах бедных, почему одноименный клип именно о беспорядках?

— Выросло поколение, которое не чувствует себя частью общества, не видит перспектив, а значит, не боится судимости. Правительство не может с этим справиться. Тут нужно столько времени и сил, что проще закрыть глаза и попробовать забыть, что что-то случилось. А я хотел, чтобы не забывали. Поэтому я снял такой клип. Говорят, я прославляю насилие и подстрекаю к бунту. Но они и так бунтовали и разнесли полгорода, кого тогда я подстрекаю? Белых подростков из среднего класса? К бунту? Видео — такой же шок для системы, как и собственно беспорядки. Не надо их забывать. Не надо забывать, что парни выходят на улицы, бросают коктейль Молотова и устраивают адские беспорядки. Ведь они выйдут еще раз.

— О чем вообще кино?

— Я хотел рассказать вот что: когда тебе в новостях показывают событие, никому не интересно, что ему предшествовало. Это эффект домино, но когда ты читаешь об этом в газете, все внимание только к последней домино, но почему упали все предыдущие? Подросток ударил кого-то ножом, о нем пишут, что «жестокий малолетний преступник, тра-та-та», но как этот малолетний стал преступником? Что заставляет человека думать, что кого-то можно ударить ножом, если он знает, что это противоречит закону? Это вещи, которые я хочу понять. Одна из идей фильма — все мы всю взрослую жизнь пытаемся исправить то, что, пока мы были детьми, сломали в нас или родители, или кто-то еще.

— Самые душераздирающие роли в твоем фильме: наркоманка Мишель, которая торгует собой возле кебабных и пабов, чтобы расплатиться с долгами; русская проститутка Катя, еще одна женщина-жертва Джо. Тебя не удивило, что фильм назвали женоненавистническим?

— Пресса говорит, что в фильме ни одного сильного женского характера, но я вам хочу сказать, это улица. Это мир мужчины, и тут нет сексуального равенства, позволено продавать наркотики и заниматься сутенерством. Но женоненавистнический — это вряд ли. В моем фильме все проблемы возникают из-за тупых мужиков, у женщины же просто нет выбора.

— Какая роль была самой сложной?

— Это Катя, поскольку в жизни у нее все страшнее, чем в кино. Я смягчил углы, потому что боялся добиться противоположного эффекта — вместо сопереживания могло возникнуть полное отторжение.

— Где позитивная повестка? Не похоже, чтобы в твоем кино были какие-то решения.

— Я предлагаю понимание. Решения могут возникнуть, только когда оно есть. Взять беспорядки. Общее мнение такое: «Ублюдки жгли машины и грабили магазины, запереть всех в тюрьму, а лучше свезти на остров и ядерной бомбой по ним». Да, посадите их в тюрьму, но они вернутся оттуда еще более страшными животными.

Думаете, беспорядков больше не будет? Решение возникнет тогда, когда мы поймем, как эти подростки доходят до точки, после которой их уже не слишком волнует собственное будущее. Когда мы разберемся, сколько еще людей растет в такой же обстановке. Мой фильм объясняет, почему беспорядки повторятся снова и снова.

— Ты язвителен в отношении медиа, но не правительства.

— Правительству тоже достается, но ни один политик не собирается ничего менять в этой долбаной стране. Мы должны сами сделать это. Мы слишком прислушиваемся к медиа, не только средний класс, все те, кто ниже по социальной лестнице. Мы относимся друг к другу как к животным, это действительно межклассовая война, но нет прямого контакта — никто не пробует начать разговор.