Пекло
В своем большом космическом путешествии режиссер Бойл и его постоянный сценарист Алекс Гарланд переехали хвост "Чужому", чуть не врезались в "Солярис" и провезли в космос зайцами упырей из своих "28 дней спустя". Но Бойла это мало беспокоит: он говорит, что сегодня, берясь за космическую тему, нереально избежать влияния Тарковского, Кубрика и Ридли Скотта, а все, что остается новоприбывшему, — грамотно распорядиться аллюзиями на классику.
Поначалу в "Пекле" все и вправду довольно грамотно. Чего стоит только идея: Солнце стремительно гаснет, и международная команда летит к нему на корабле с саркастическим названием "Икарус-2" — менять батарейки. В полете, разумеется, начинаются беды — конфликты, интриги и вооруженные разборки. На тридцатой минуте команда слышит сигнал бедствия своих предшественников — пропавшего без вести "Икаруса-1". Пять минут спустя пожар уничтожает "легкие" корабля — живописную систему оранжерей. Становится душновато, но интересно. Поначалу.
Сценарий Гарланда ставит перед космонавтами довольно занимательные задачи — им все время надо решать, кем пожертвовать ради общего дела и как сделать это погуманнее. А жертвовать приходится довольно часто, потому что на "Икарусе" все время что-то безнадежно ломается. Другое дело, что решения принимает команда отмороженных тюфяков — иногда даже кажется, что они летят не на Солнце, а на какой-нибудь ледяной Плутон. У каждого из персонажей тут, дай бог, одна черта: у физика Капа (Киллиан Мёрфи) — бездонные голубые глаза, у ботаника Коразон (Мишель Йео) — слезливое умиление флорой, а героиня Рози Берн просто влюблена в физика. Героика тут как в советском кино — плакатное самопожертвование не оттеняется никаким цинизмом, хамством и прочими человеческими свойствами. Астронавты совершенны в своей обычности. Так что симпатии зрителя плавно переходят на сторону Космоса — тем более, что он как раз и оказывается тут главной достопримечательностью.
По мере приближения к Солнцу (которое, как и Солярис у Тарковского, оказывается метафорой Бога) на первый план выходят вопросы метафизики. Но и они решаются с непростительным утрированием. То есть приравнять падение в раскаленную плазму к библейскому крещению огнем — это, конечно, остроумно, но хотелось бы услышать что-то еще, кроме каламбура "stardust — dust to dust".
Как мы с Бойлом знаем еще из "Чужого", всякая космофантастика должна иметь свои пять минут резни в металлических коридорах. Тут тоже немного прячутся за переборками со скальпелем наперевес. Но кровь на чистом ламинате — семечки рядом с пылающей красотой солнечных протуберанцев. Что тут действительно режет по живому, так это чистый белый свет, которым затейник-Бойл заливает экран каждые пять минут. Да уж, ослепительная режиссура.