Мемуары
Читая автобиографию Лени Рифеншталь, невольно вспоминаешь сцену из фильма «Формула любви», в которой Калиостро морочит голову восхищенным провинциалам: «История моя, господа, самая обыкновенная. Родился я две тысячи лет назад при извержении Везувия„ C трудом укладывается в голове, что одна и та же женщина в 20-е годы была примой „пластического танца“ а-ля Айседора Дункан и звездой немого кино, в 30-е годы вошла в число величайших новаторов кинематографа, в 70-е годы фотографировала для глянцевых журналов Мика Джаггера и дикие африканские племена, в 80-е активно занималась подводными съемками. Но еще больше, чем завидное долголетие Рифеншталь (она скончалась в 2003 году, через три недели после своего сто первого дня рождения), поражает активность этого долголетия. Сама мемуаристка словно не придает никакого значения своим бездонным физическим ресурсам. Наоборот, жалуется на мучавший ее десятилетиями цистит, постоянные переломы, обмороки, вызванные нервным истощением. Но при этом, если ее послушать, нет ничего более естественного, чем, начав заниматься балетом в 15 лет, к 23 собирать залы на сольные выступления, в тридцать с лишним — войти в сборную страны по горным лыжам, будучи на седьмом десятке — предпринимать тяжелейшие путешествия по Центральной Африке и, наконец, ровно в семьдесят — начать заниматься дайвингом. Ощущение такое, что Рифеншталь просто запретила себе стареть. Так и хочется вычитать между строк — в чем же секрет? Она упоминает мимоходом о каких-то загадочных курсах лечения при помощи „живых клеток“, но они начались только в семидесятые годы. А до того времени секрет Рифеншталь был прост: много работать и хорошо отдыхать. Во время монтажа прославившей ее „Олимпии“ 34-летняя режиссер несколько месяцев провела в полнейшей самоизоляции в маленькой монтажной, работая по 14-16, а в последние дни — и по 20 часов в сутки. После чего на месяц уехала в Альпы заниматься восхождениями, что, по ее словам, всегда было для нее лучшим отдыхом. Видимо, именно такой „график“ позволил ей буквально в упор не заметить ужасы фашистского режима, с главарями которого она была хорошо знакома — и Лени едва ли лгала, когда в 1945 году заявляла на допросах, что впервые слышит слово „Аушвиц“. Ей не верили — несмотря на справки от союзнических властей об отсутствии претензий и на многочисленные выигранные ею судебные процессы против газет, называвших ее „любовницей Гитлера“. “Мне хотелось рассказать о себе всю правду и опровергнуть домыслы недоброжелателей. Работа на рукописью заняла пять лет и далась очень нелегко. Нерадостная получилась книга», — так завершает Рифешталь свой труд в 1987 году. Тогда ей было «всего лишь» 85. Она еще не знала, что доживет до XXI века, который принесет ей полное прощение и овации всего мира.