Интервью: Ник Кейв

— Что за музыку вы теперь играете?

— Я хотел сделать альбом как бы акустический, но в то же время электрический. То есть в основе звучания акустическая гитара, ударные и бас — они типа двигатель альбома. А поверх них всякие тяжелые примочки. Получается рок-альбом, акустический, но не хрупкий, вот как я задумал.

— Людей у вас в The Bad Seeds теперь намного меньше. Легче стало?

— Стало. Знаете, как-то все начало из рук выбиваться, потому что группа разрасталась больше. Вот я сочиняю песню, прихожу с ней, и все, блин, хватаются за свои инструменты — и давай наяривать. А это очень сложно — расслушать песню, когда все разом играют. Куда проще постепенно добавлять новые элементы к звучанию, чем пытаться понять, кто лишний и кого надо убрать.

— А почему вдруг Лазарь? На вас как-то повлияла эта история о воскрешенном Христом человеке?

— На меня многие персонажи Библии повлияли. Я ходил в воскресную школу, сидел там на уроках и думал, что Лазарь… он меня как бы волнует. Это вроде чудо, которое явил Иисус, но какое-то травмирующее чудо. Вот представьте себя на месте Лазаря — как бы вы себя чувствовали, воскреснув полусгнившим в пещере? И еще совершенно неизвестно, что с ним стало потом, даже непонятно, был ли он сам доволен своим воскрешением. Ну и мне просто импонирует Лазарь — имя нравится, и еще его история стала для меня вроде гида по альбому, как двигаться от песни к песне. Все персонажи на «Dig, Lazarus, Dig!!!» или в гипнотическом сне, или в состоянии апатии, или в коме, или просто не могут нормально существовать, а кто-то даже мертв. Фигура Лазаря — это проводник по их миру, нервному миру грез.

— У вас есть любимая песня на альбоме?

— Наверное, «Moonland». Я понастоящему горжусь этой песней, потому что вначале она была никакой, а вышла в итоге замечательной. Это типичный унылый блюз с печальной лирикой, который ну никак не звучал, хотя что-то милое в нем все-таки присутствовало. И в один прекрасный день мы стали обрабатывать песню в студии, наложили бодрую перкуссию, а Уоррен Эллис сыграл что-то вроде ведущей партии, и трек совершенно преобразился. Сложно сказать, как именно, но песня цепляет меня сильнее, чем половина записей Bad Seeds. Мне вообще сложно слушать собственные песни, потому что моя роль в Bad Seeds слишком велика, и внимать им — все равно что в зеркало смотреть, а этого я делать не люблю.
Но в случае с «Moonland» удается отдалиться от своей персоны и почувствовать просто музыку, удивительно красивую музыку.