Театр — это военный комплекс | Театр | Time Out

Театр — это военный комплекс

Светлана Полякова   19 ноября 2010
3 мин
Театр — это военный комплекс
Постоянный соавтор Андрея Могучего представляет их новый совместный проект в Александринке — «Изотов».

Декорация «Изотова» просто выдающаяся! Вас так вдохновила эта личная история Могучего?

Мне показалась странной идея Могучего пригласить Михаила Дурненкова к себе на дачу в Комарово делать пьесу на сюжет слишком личной, на мой взгляд, истории. Дурненков написал пьесу про киносценариста Изотова, уезжающего из Москвы в поисках самого себя. По мнению Андрея, первый вариант не ложился на местный театр. И они стали его кроить, крутить, вертеть… И осталась история про идеального человека, ларс-фон-триерская, про некоего героя нашего времени, погруженного в среду Комарово. Несколько идей, нахлобученных друг на друга. И пошел такой перегной… Но сам сон о Комарово, с которым у петербуржцев связаны общие воспоминания, затягивал. Кладбище, Финский залив, асфальтовые дорожки в лесу, избушка на курьих ножках, дети на велосипедах, вечерний моцион, тепло, спокойно — «заповедник» Комарово, который сегодня выглядит, как мутант. Там есть и какие-то вещи из нашего детства советского, и современные дорогие особняки. В чем-то — особое место, где одно наползает на другое, где время не изменяется, без отцов и детей… Андрей предлагал сначала построить съемочную площадку (Изотов ведь — кинодеятель). Возникла логика некой киностудии. Позже из этого выросло пространство без горизонта. Задник, переходящий из вертикали в горизонталь, съемочный павильон, где объект — на фоне без углов. Особое место существования. Замкнутое колесо, в котором мы бегаем без конца.

Правда ли, что ваши с Могучим спектакли — самые дорогие в Александринке?

На самом деле нет. Схемы разные. Единственный случай в моей жизни, когда я не чувствовал денег вообще, — работа над «Гамлетом» с Юрием Бутусовым в Художественном театре в Москве. А для «Изотова» изначально был совсем другой проект декораций, но, когда его просчитали, выяснилось, что в бюджет он никак не умещается. Пришлось поменять его кардинально. Во мне, конечно, присутствует определенная доля занудства — я пытаюсь за сторублей сделать максимум. А можно и не очень напрягаться. Это же еще и вопрос производственный. Есть мастерские, у которых довольно высокие цены, а где-нибудь в Китае за те же деньги можно сделать гораздо больше.

Конфликтуете с кем-то?

Не с кем-то, а с чем-то. Я в конфликте с системой — очень специфичной, жесткой, финансово емкой, налагающей ответственные рамки, навязывающей политику художнику. Мне больше нравится работать по более безответственной схеме. Любой государственный театр — как военный комплекс. Некий социальный культурный — очень мощный в России — стагнирующий срез. Как школа, как армия, как спорт. Огромное количество людей работают в самом театре, есть люди, которые ходят это смотреть, — клубок, который становится бытовым. Далеким от занятия искусством. И все начинает чуть-чуть усредняться. И в результате становится ватным. И я начинаю пробуксовывать. Не могу сказать, что я так уж не люблю театр. Я надышался этой пылью, от нее ведь отделаться невозможно! Я просто понимаю, что творчески мои программные вещи мне все сложнее и сложнее решать там.

И куда же вы теперь?

Пытаюсь хоть немножко разобраться с современным визуальным искусством. Которое как раз движется навстречу театру — перформансами. Там — меньше литературы, там — более сложный язык.