Дон Жуан

«Love me tender„, — распевают подвыпившие слуги в телефонную трубку, копируя бархатный голос молодого Элвиса. На проводе — бедняжка Донна Эльвира. Хозяин, соответственно, Дон Жуан. Только Александр Баргман играет его притомившимся от жизни жуиром. Если его герой похож на Пресли — то на того омерзительного жирного борова, каким Элвис стал перед смертью. А ему все равно

В концепции режиссера Морфова Дон Жуан — пресыщенный жизнью циник. В первой части спектакля, потеряв Донну Анну, он еще как-то пытается развеять скуку, соблазняя двух крестьянок сразу, а потом удирая от их разгневанных ухажеров на велосипеде. Морфов — мастер придумывать такие театральные фишки. Его спектакли запоминаются по отдельным гротескным эпизодам. В “Дон Жуане„ их масса. Чего стоят живые скульптуры в гробнице Командора. Или гермафродитное существо с сачком, одетое в допотопный памперс. Или жвачка — Дон Жуан не знает, куда ее выплюнуть и прилепить в исповедальне. Придумок столько, что в какой-то момент спектакль напоминает разварившуюся манную кашу, которая лезет из кастрюли во все стороны.

Действие периодически переносится со сцены в зрительный зал. Дон Жуан дарит свои визитки самым красивым зрительницам с предложением перезвонить. Но все это буйство фантазии ему приелось, что понятно по кислой мине, с которой он движется к трагическому финалу. Последнее, что остается, — бросить вызов: “Мне бы в небо, здесь я был, а там я не был» Он не остается без ответа. Под шорох сыплющейся манной крупы небо забирает Дон Жуана. Туда, где будет невесело, зато спокойно.