Плешивый Амур

Плешивый амур

МТС Live: Купить билет
О спектаклеМатериалы
Плешивый амур

О спектакле

Генриетта Яновская поставила спектакль по комедии Евгения Попова об обитателях сибирского городка начала 70-х. Их дом вот-вот снесут, они сопьются или сядут, существование зыбко — как стены дома, в которых полно щелей. А сквозь щели проглядывают сюжеты Чехова и Достоевского.

«В самом начале 70-х я сочинил “идейно-ущербную” комедию с двумя самоубийствами под названием “Плешивый мальчик”, где действовала эксцентричная сибирская пьянь и рвань с улицы Засухина, знакомая с детства. Комедию, естественно, запретили, однако не прошло и сорока пяти лет, как эту пьесу поставила на сцене московского ТЮЗа великая Генриетта Яновская», — пишет в LiveJournal Евгений Попов. Его комедия так и не была издана — публиковался лишь небольшой рассказ «Плешивый мальчик»: его читает в финале писатель, один из героев пьесы.

«Двор наш полон безумцев», — сообщает в начале залу герой по имени Стасик (Максим Виноградов), учителями которого значатся философ Монтень и гробовщик Федор. «От подобного эклектизма Стасик, вероятно, скоро сопьется», — поясняет программка. И правда: знать Монтеня, живя на улице Засухина, — ненужный придаток, вроде шестого пальца.

Точный адрес зритель узнает, прочтя вывеску над красным противопожарным щитом: Засухина, 13. Из левого угла по диагонали уходит стена двухэтажного дома: вся в дырочках, словно изъеденная древоточцем, на крыше — голубятня. Напротив, но чуть в глубине — диагональ поменьше: стена дома, которая идет справа налево. Диагонали должны сойтись, но художник Сергей Бархин оставил между ними узкую, почти невидимую из зала тропку, по которой герои покидают двор. Собственно, двор — пространство перед домами. Здесь клозет, веревка для белья, колонка водопровода, запас дров и мотоцикл, который чинят, но он не едет: колес нет.

В первой сцене все узкие оконные створки открываются разом, и из них выглядывают жильцы. В этом доме-ковчеге собраны почти все типажи советской человеческой комедии: пенсионер Фетисов (Игорь Ясулович) — политрук, Стасик — спивающийся интеллигент, директор шашлычной Свидерский (Павел Поймалов) — хапуга, бабы и девки всех мастей. Есть свой писатель — Илларион Утробин (Александр Тараньжин), сочиняющий для заработка кукольные пьесы. Есть и влюбленные: Коля Малинин (Константин Ельчанинов), бывший летчик, отсидевший срок за то, что поднял в воздух казенный самолет, и Лиза, сестра Стасика (Мария Луговая), из-за которой и взлетел этот самолет, из-за которой совершаются все на свете глупости. Их сюжет оказывается главным в клубке историй, прихотливо сплетенных и изложенных прозой, но с особым ритмом. Этот ритм артисты Яновской держат чутко и тактично, не теряя естественности — так сегодня мало кто может.

Мало кто умеет так разговаривать на сцене, как Ясулович и Тараньжин. Мария Луговая, например, пока не может — «по малолетству», как, наверное, сказали бы герои Евгения Попова. Зато она способна произносить длинные, полные житейских деталей монологи Лизы с таким пацанским вдохновением, срывась вместо крика в хриплый шепот, что история достигает почти достоевских высот. Собственно, это есть и в тексте: Стасик, уверенный, что сестра погубит Колю, даже цитирует Рогожина, убившего Настасью Филипповну, — то ли чувствует беду, то ли накликивает. Он вообще странный, этот Стасик: взял и заложил сестру, сказав Коле, что она встречается с писателем. Умный зритель сразу узнает сюжет Заречной и Тригорина, и ошибется: Лиза просит у писателя совета, почти как Маша в «Чайке».

В «Плешивом амуре» полно метаморфоз: героиня Чехова предстанет Настасьей Филипповной, подолгу заседающий в сортире Шенопин окажется потомком француза, желающим поменять чужую жилплощадь на такую же, но в Париже, а безобидный юродивый Аникуша обернется местным участковым. Двойная жизнь будет и у Коли, простившегося из-за Лизы с мечтой о небе.

Все оттого, что на улице Засухина никто никуда не летит и даже не едет: тесно тут, а просвет между домами слишком узкий. Из голубятни не взлетают голуби. Колин мотоцикл не едет. Писатель не может приткнуть в театр свою кукольную пьесу «Мурлыка». Свадьба оказывается похоронами, а комедия — драмой, совсем как у Чехова.

И только свет переливается на стенах домов: не сразу понимаешь, что «дерево», которым они обиты, — это блестящий металл. Кажется, будто двор залит настоящим, слепящим до слез солнцем. А когда глаза привыкают, то вдали над домом видишь огромную трубу: то ли печную, то ли корабельную. И корабль плывет.

Билетов не найдено!

Закрыть