Имя времени | Time Out

Имя времени

Имя времени

О мероприятии

Неформальные поэтические объединения и кружки, существовавшие под ледяной коркой советского официоза в 6080-е годы, своим многообразием не уступали эпохе начала ХХ века. Питерские неофутуристы, ахматовские сироты во главе с Бродским, московские лианозовцы со своей барачной лирикой, группа Черткова, концептуалисты Том мемуарной прозы Владимира Алейникова, основателя некогда знаменитого литературного сообщества СМОГ (Самое Молодое Общество Гениев) приоткрывает …

Неформальные поэтические объединения и кружки, существовавшие под ледяной коркой советского официоза в 6080-е годы, своим многообразием не уступали эпохе начала ХХ века. Питерские неофутуристы, ахматовские сироты во главе с Бродским, московские лианозовцы со своей барачной лирикой, группа Черткова, концептуалисты Том мемуарной прозы Владимира Алейникова, основателя некогда знаменитого литературного сообщества СМОГ (Самое Молодое Общество Гениев) приоткрывает лишь одну из страниц истории отечественной неподцензурной культуры.

«Имя времени» — биография московской художественной и литературной богемы 70-х, ее гимн и одновременно реквием. Ее герои на слуху: это и несчастный гений Леонид Губанов (19461983), и Эдуард Лимонов оба входили в СМОГ, и Веничка Ерофеев, и Сергей Довлатов, и Александр Галич, и многие другие. Книга Алейникова полна воспоминаний откровенных, местами неожиданных (кто, например, сейчас помнит, что первой официальной публикацией Лимонова стала подборка детских стихов?), порой просто страшных. Это сочинение не совсем эталонный образец мемуарного жанра: перед нами скорее том прозы поэта, невымышленное повествование, сам язык которого вызовет у читателя ассоциации с произведениями Андрея Белого и даже Виктора Сосноры. И не только язык: текст Алейникова обладает совершенно особенным ритмом народного распева, несущим читателя сквозь затемненные закоулки творчества поэтов и художников, через инфернальные бездны их беспробудного пьянства, неминуемых психушек и зачастую бесславных смертей. И, увы, эпиграфом к труду Алейникова могли бы стать строки поэта Серебряного века Михаила Кузмина: Покойники смешалися с живыми, / И так все перепуталось, что я / И сам не рад, что все это затеял

Билетов не найдено!

Закрыть