Дягилев. «Русские сезоны» навсегда

Опять этот Дягилев. Уже все написали про него все что возможно: и про амбиции, и про гомосексуализм, и про великое искусство. И все это напечатано — каждый может выбрать версию по вкусу. Но вот выходит книжка голландского слависта — и только тут понимаешь, что тема наконец закрыта. Сказано действительно все, что нужно было сказать о том человеке, что придумал «Русские сезоны». Если вам интересен Дягилев — другие книги можно просто не брать в руки.

Если именно Дягилев. Не спектакли, созданные в его антрепризе, — никакого разбора и даже описания танцев в книге нет. Есть история того, как родился, рос, менялся и захватывал мир человек, появившийся на свет в деревне Селищи Новгородской губернии. Главное отличие книги Схейена от всех прежних биографий — подробность и спокойный тон изложения. И то и другое — великие достоинства, особенно при разговоре о Дягилеве, который так же часто становился предметом пылкой любви исследователей, как и пламенного их осуждения. Фронт между дягилевофилами и дягилевофобами проходил по линии взаимоотношений антрепренера с Нижинским; детали же конкретной жизни порой сгорали в артиллерийском огне.

Здесь же вытащены на свет мелочи, записки, реплики, из которых собиралась, складывалась жизнь. Только список ссылок на источники составляет 36 страниц (всего в томе их 606). Но этот список будут изучать балетоведы — обычный же читатель просто оценит новые подробности знакомства Нижинского и Дягилева (юнец повел наступление на антрепренера и добился своего), а также новый поворот событий с увольнением Нижинского из Мариинки (все было не совсем так, как ранее описывалось). А еще — вцепится глазом в строки откровенного письма Дягилева Александру Бенуа («У меня есть известная душевная наглость и привычка плевать в глаза, это не всегда легко, но почти всегда полезно») и в те, что Клод Дебюсси, пораженный тем, как много пафоса звучит в спорах о русском балете, написал своему либреттисту («Я не требую от бедер Нижинского символизма, а от улыбки Карсавиной — толкования доктрины Канта. Я собираюсь развлекаться, создавая этот балет, — прекрасное настроение для дивертисмента»). В записках и мелочах возникнет ежедневность — заботы о несовершеннолетних братьях, горделивые споры с начальством (в то краткое время, что Дягилев числился на государственной службе), обычаи питерских геев тех времен. Случайно, в общем-то, возникший интерес к балету (до того Дягилев довольно долго поддразнивал приятеля, увлекавшегося Терпсихорой) — и выкристаллизовавшаяся судьба путешественника, фаната и диктатора. Солидная биография написана живым и бодрым языком — во всяком случае так выглядит перевод Надежды Возненко и Светланы Князьковой. А краткая справка на обложке заставит лишний раз восхититься автором: Схейену всего сорок, тома же такого качества у нас принято выпускать к восьмидесяти. Возможно, он выбрал Дягилева своим героем потому, что в нем самом есть эта адская работоспособность и желание устраивать перевороты. В истории искусства, по крайней мере.