Чья-то чужая жизнь

Владимиру Спектру придется
немало потрудиться, если
он захочет высвободиться из кроваво-гламурного ярма, в которое попал. Где-то на соседней
делянке бултыхается в шампанских ваннах Оксана Робски:
у нее со Спектром один ареал
обитания, хотя и разный темперамент: он — кропотливый
писатель-истерик, она — транслятор коллективного гламурного-бессознательного.

«Чья-то чужая жизнь» — сборник рассказов о мрачных
буднях московских аборигенов,
проводящих свободное время
в соляриях и мечтающих о загорелых ягодицах в крошечных
стрингах (этот предмет туалета возникает у Спектра едва ли не в каждом рассказе). Герои нажираются и сквернословят,
с презрением глядя на бедняков
и бомжей. Секс у них всех унылый, возбуждаются они, только
если представят рядом с лицом
любовницы бедро борца Александра Карелина.

В последнее время издательство Ad Marginem открыло целый ряд авторов, у которых писательское «я» созвучно — если
не идентично- «я» реальному.
И Арсен Ревазов, и Владимир
Козлов, и его тезка Спектр пишут о социуме, из которого вышли, причем каждый о своем:
Ревазов — о вылупившемся из интеллигенции среднем классе,
Козлов — о жизни провинциальных кварталов, Спектр — о самозванном столичном «бомонде». У всех троих в результате получается странная
смесь фикшн и реалити-шоу.

При сопоставлении Козлова
и Спектра вдруг замечаешь одну неожиданную закономерность. Вроде бы антиподы,
на самом деле эти авторы гораздо ближе друг к другу, чем к своим заграничным предшественникам и вдохновителям — Ирвину Уэлшу и Брету Истону
Эллису. Повторяющиеся в разных рассказах персонажи
у Спектра напоминают не эллисовскую «Гламораму», а козловских «Гопников» — и те и другие родом из затхлого «совка» и несут нас себе родовые
черты этой среды. Обе эти книги можно рассматривать как
единый проект — «От гопнического Могилева восьмидесятых
к гламурной Москве двухтысячных». Разница чисто стилистическая.