Воспоминания и сны

Сны, вообще-то, по ведомству сюрреализма — часы, жирафы, навязчивые состояния. Исторически сложилось так, что неслучившийся в России стиль отзывается в работах концептуалистов. И в наши дни можно увидеть настоящую страсть, даже если артефактом, открывающим проходы в подсознание, становится грязная сетка лифта в загаженном подъезде, обнаруженная и многократно фотографированная Игорем Макаревичем. Описанию совершенно фрейдистского, подробного, обогащенного массой деталей, зафиксированного с пугающей беспристрастностью кошмара Андрея Монастырского позавидовали бы и классики жанра. В исполнении молодых коллег уважаемого гуру серьезная тема оборачивается чистым начетничеством: Юрий Альберт бесстрастно перечисляет, кого из товарищей он видел во сне, Андрей Кузькин расцвечивает память цифрами и фотографиями, Вера Хлебникова предлагает порыться в превращенном в архив шкафу, группа «МишМаш» коллекционирует зафиксированные в сложенных, а затем залитых гипсом ладошках чужие молитвы. Идя навстречу куратору галереи Наталье Тамручи, предлагающей своим художникам важные, вечные темы, Сергей Шутов предъявил страшную, к тому же еще и поющую картину, Александр Джикия — примерно тех же персонажей, что и обычно, Александр Бродский — нечто, материализовавшееся из глины, Иван Лунгин — помесь казармы и больничной палаты с железобетонными кроватями. А что еще может присниться гражданину призывного возраста? Ну не часы же, в самом деле.