Музыка и тишина
О мероприятии
«О музыка, ты пища для любви! Играйте же, любовь мою насытьте, и пусть желанье, утолясь, умрет! восклицает герцог Орсино в самом начале Двенадцатой ночи, написанной Шекспиром в 1601 году. Мы утрачиваем связь между явлениями. Вот чего я всегда жду от музыки восстановить для меня эту связь, говорит ему в пандан в 1629 году король датский Кристиан IV в начале романа, написанного современным британским автором. Великий король в глубокой …
«О музыка, ты пища для любви! Играйте же, любовь мою насытьте, и пусть желанье, утолясь, умрет! восклицает герцог Орсино в самом начале Двенадцатой ночи, написанной Шекспиром в 1601 году. Мы утрачиваем связь между явлениями. Вот чего я всегда жду от музыки восстановить для меня эту связь, говорит ему в пандан в 1629 году король датский Кристиан IV в начале романа, написанного современным британским автором.
Великий король в глубокой депрессии. Он умен, образован и, не покладая рук, трудится на благо своей страны, но чувствует, что все идет прахом. Кристиан пытается разогнать тоску с помощью музыкантов, которые играют ему во время обеда, сидя в подвале, а когда этого оказывается мало, выписывает себе из Англии молодого лютниста.
Этот роман выдержан в мрачной и пышной стилистике барокко. Многие существительные неожиданно пишутся с прописной буквы (играл в карты с компанией Приятелей), герои говорят друг другу пространные монологи. Многочисленные сюжетные линии Король, Королева, Лютнист, Ирландская Графиня текут параллельно и ветвятся, не сходясь воедино. Светлые, легкие эпизоды сменяются натуралистическими описаниями казней.
Еще этот роман похож на арт-хаусное европейское кино, такое, как, например, Девушка с жемчужной сережкой»: персонажи не писаные красавцы, но все как живые; подробности старинного быта прописаны сочно и выпукло, но тонут в постоянном полумраке, едва разгоняемом золотистым светом ламп. Только кино это не британское, а скандинавское, с густым привкусом Бергмана и Кьеркегора. Бльшая часть действия изложена в дневниках героев, а мучительные отношения любви-ненависти между ними могут служить иллюстрациями к теории психоанализа.
Только ограниченные, недалекие люди могут рассчитывать на простое человеческое счастье на это, кажется, хочет намекнуть автор всем ходом своего мастерского повествования. Но мы ей все равно не поверим.