Черная икона русской литературы

При упоминании о Витухновской в памяти в первую очередь всплывает скандальное дело о наркотиках, длившееся пять лет. Полтора года из которых девушка, едва разменявшая третий десяток, провела за решеткой (до вынесения приговора), пытаясь превратить свое пребывание в СИЗО в перформанс и уверяя, что наркотики ей подбросили эфэсбэшники за отказ сотрудничать.

Люди, более внимательно следящие за новостями, вспомнят, что в последнее время имя Витухновской упоминается в связи с акциями национал-большевиков и прочих политрадикалов. И лишь знатоки скажут, что Алина вот уже десять лет проповедует уничтожение реальности и искренне полагает, что «человек отвратительнее, чем его скелет„.

Все это так, но все-таки Алина интересна не этим. Как и не тем, что красит ногти в черный цвет. И даже не тем, что обожает каламбуры и слова-„раскладушки“. А тем, что, как бы банально это ни звучало, она настоящий поэт, то есть человек, которому дано так составлять знакомые всем слова, что они выглядят совершенно по-новому. Так, словно они только сейчас впервые сложились в строки и обрели смысл. На ваших глазах меховая шуба вспоминает о том, что была лисой: “Я затем даю себя убить, / Чтоб, в шубийство кутаясь в мороз, / Ты бы мог рукой пошевелить, / Как когда-то шевелился хвост„.

А что смысл получается чрезвычайно мрачным — такое уж у Алины устройство поэтической гортани. Вы же не требуете от Ника Кейва, чтобы он пел нежно, как Паваротти. Алина, безусловно, искренна, говоря: “То, что было искусством, / Этого не сберечь. / Речь становится сгустком, / Она не умеет течь». И поэтому — редчайший случай — суицидально-готический антураж не выглядит у нее безвкусным и наивным, как черная тушь на свежих щечках 16-летней «готки».
К тому же мрачный пафос последних стихов и текстов нет-нет да и разбавляется сарказмом и даже своеобразным юмором. Не так уж безнадежно черна «черная икона».