Вода камень точит
О мероприятии
Диковинная помесь японского физиологического очерка с рваным минимализмом Брета Истона Эллиса такого было трудно ожидать от японского радикала Фудзисавы Сю. Его повесть Satori была похожа на мощный экзотический галлюциноген, дзен-обработку Ирвина Уэлша, потусторонний национальный колорит которой сообщал тексту свирепое очарование. Вода камень точит роман, не чуждый американского влияния. Как и бесчисленные клоны из книг Эллиса, большинство героев Фудзисавы носят темные очки …
Диковинная помесь японского физиологического очерка с рваным минимализмом Брета Истона Эллиса такого было трудно ожидать от японского радикала Фудзисавы Сю. Его повесть Satori была похожа на мощный экзотический галлюциноген, дзен-обработку Ирвина Уэлша, потусторонний национальный колорит которой сообщал тексту свирепое очарование. Вода камень точит роман, не чуждый американского влияния. Как и бесчисленные клоны из книг Эллиса, большинство героев Фудзисавы носят темные очки и все происходящее лишь отражается в их замутненных стеклах. Обезличенный муравейник гигантской типографии, где копошатся сотрудники бесчисленных издательств, животная похоть и внутренняя пустота все это образует идеальную почву для прогрессирующего безумия японских психопатов.
Внешне сюжет прост, однако за этой безыскусностью кроется кромешный, детально прописанный ад. Тридцатилетний Миясэ работает в газете, пишет заказные материалы о домашних животных и готовится к свадьбе. Каждый день он выходит покурить на пожарную лестницу и смотрит на ржавые останки баржи. Подобно тени, его преследует некий пожилой господин, предлагая работу в газете некрологов. У Миясэ подходящая внешность: его лицо напоминает посмертную маску
Простота Сю Фудзисавы обманчива: вчитываясь в текст, замечаешь, как бытописательство уходит на задний план. В результате читатель вместе с главным героем оказывается в мире покойников, призраков и теней. Автор создает свою оригинальную постиндустриальную мифологию, не уходя при этом в фантастику, как это делает Харуки Мураками. Вместо живых существ Фудзисава описывает лишь артефакты, тени и отражения. С холодной японской отстраненностью он душит мунковский крик, канцелярским ножом разрезает пушистого котенка и достигает просветления. Ни Эллису, ни Уэлшу такое и не снилось.